От ветерана военной журналистики полковника в отставке Михаила Захарчука (г. Москва): «Сегодня легендарной Атлантиде – Львовскому высшему военно-политическому училищу, лучшему военному вузу Советского Союза, исполняется 81 год! Сегодня, 52 года назад, я обул солдатские сапоги в пехотной учебной Самаркандской орденоносной дивизии, ни сном, ни духом не ведая о том, что через год стану курсантом ЛВВПУ. Так звёзды на небе и Судьба на земле властно распорядились. Ибо, чтобы поступить в училище, мне необходимо было забрать документы из Ташкентского государственного университета…
Наше Львовское высшее военно-политическое училище, на самом деле, очень подобно было Атлантиде: невесть откуда и почему именно во Львове оно появилось. Точно так же загадочно потом исчезло в постперестроечных бардаке и смуте. Нет, конечно, в пыльных архивах Генерального штаба ВС РФ, наверняка, есть в какой-то папке, а, может, теперь уже и в электронных запасниках на точном военном языке сформулированная биография ЛВВПУ с конкретными её датами и красноречивыми цифрами. Создано 18 ноября 1939 года в городе Брянске. С октября 1941 по апрель 1944 года училище дислоцируется в Халтурине Кировской области. В августе 1944 года училище переводится в Харьков, а в марте 1947 года передислоцируется в город Львов. Первый выпуск во Львове училище производит в 1950 году.
Только я те запасники ворошить не собираюсь. В свою стареющую душу и с годами уже ветшающую память лучше загляну. Тем более, что для меня, как и для многих моих однокашников, ЛВВПУ давно уже стало легендой. Порой, самому даже не верится, что чуть больше полвека назад летел в прямом и переносном смысле из седого Самарканда в тоже далеко уже не молодой Львов, чтобы поступить на факультет журналистики Львовского политучилища.
Сразу за проходной бурлила по всем направлениям шизанутая абитуриентская жизнь, питающаяся исключительно слухами один страшнее другого. Конкурс – под 30 человек на место. Отчисляют поэтому пачками, и – за малейшую провинность. Всем миром здесь правит отнюдь не начальник училища генерал-майор Иван Липенцев, а великий и страшный полковник Константин Непейвода. Этот может отчислить абитуриента за один угрюмый взгляд, брошенный исподлобья, за нечищеные сапоги или за плевок на тротуар.
С конкурсом оказалась неточность – 27 человек на место. С Непейводой и вовсе неправда. Более мудрого и человечного военного педагога за всю свою тридцатидвухлетнюю армейскую жизнь я и не встречал. Вот как о нём написал мой друг, доверенное лицо Путина, полковник Виктор Баранец: «Многие курсанты боялись невероятно строго зама начальника училища. Но страх этот на поверку оказывался уважением порядочности полковника, имя которого добрым словом поминалось потом в сотнях гарнизонов почти четырехмиллионнной армии – везде, где помнили Непейводу. Буквально каждое его появление на территории училища превращалось в трагикомическую легенду.
...Я стоял дневальным по факультету в ночь с 6 на 7 ноября 1967 года. Многочасовое торчание у тумбочки – нешуточная нагрузка для ног. Среди ночи я сначала присел не теплую батарею, а затем душа не устояла перед соблазном прилечь на гладильный стол, обитый мягким сукном. Я был в глубоком сонном забытье, когда кто-то властно тронул меня за плечо, и я услышал голос, который мгновенно привел меня в чувство: «Товарищ курсант! Горячо и сердечно поздравляю вас с большим всенародным праздником – очередной годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции и объявляю десять суток ареста за то, что вы халатно охраняете завоевания этой революции».
Львовское политучилище, конечно, было не Вестпойнтом – символом военной элитарности США. Однако на фоне остальных ста сорока семи военно-учебных заведений бывших Советской Армии и Военно-Морского Флота оно не просто выгодно отличалось, а было на несколько порядков выше, сильнее, престижнее, как вам будет угодно, всех прочих военных вузов. Да просто – лучше других во всех отношениях! Понимаю прекрасно, что подобное утверждение может вызвать большое недоумение у военного люда. Ведь каждый питомец военного вуза любит свою alma mater, считает её самой лучшей и это закономерно. Но, мужики-однополчане по боевому строю, в данном случае во мне говорит не просто квасной курсантский патриотизм, хотя не молчит - точно. Дело в том, что после училища я еще закончил Военно-политическую академию имени товарища В.И. Ленина, тоже не самый последний и хилый вуз Советского Союза. Однако назвать её лучшей даже среди родственных заведений, язык как-то не поворачивается. При всем моём к ней уважении и даже почтении. Далее, почти пять лет привелось мне поработать в отделе вузов «Красной звезды». Объездил я за это время несколько десятков военных учебных заведений СССР и, что называется, воочию убедился: ни одно из них даже близко не могло стоять возле нашего Львовского политучилища. Причин тому много, но есть несколько определяющих.
Главная заключалась в том, что долгие годы в ЛВВПУ принципиально не принимали выпускников школ-десятилеток, юношей, не послуживших хотя бы полгода в армии или на флоте. Собственно, когда этот запрет был снят, училище тут же влилось в ряд остальных полтора десятка политкузниц. Оно, может быть, не стало худшим, но лучшим перестало быть – определенно. Всё-таки, что ни говори, а срочная служба – такой экзамен, который не заменишь никаким тестированием и прочими прогрессивными хитростями при отборе кандидатов. Хотя, разумеется, бывают всякие исключения, но не о них же речь.
Во-вторых, в наше училище, в основном, принимали, если не одаренных, то уж, во всяком случае, в чём-то способных юношей. На журналистику, к примеру, нельзя было поступить, не имея публикаций не ниже, чем в областной, окружной, республиканской печати. Заметки из заводских многотиражек и дивизионок брались в расчёт только в исключительно редких случаях, когда солдат, скажем, прослужил два и больше года в войсках или абитуриент столько же проработал на производстве. На параллельный факультет культпросвет работы тоже нельзя было поступить с одним только желанием там учиться. Требовалась хоть какая-нибудь творческая способность - умение, скажем, играть на гитаре, скрипке, аккордеоне, балалайке, петь, плясать, рисовать. Одним словом, просто так попасть в ЛВВПУ, даже по большой протекции, но, не имея за душой хотя бы намёка на призвание, было чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Это обстоятельство сильно раздражало крупнозвёздных и высоко номенклатурных родителей, которые всё могли купить своим чадам, кроме способностей для последних.
В-третьих, наше Львовское политучилище было и на самом деле единственным в мире и на все времена. Более ни одна другая страна, кроме Советского Союза, не могла себе позволить специально готовить военных журналистов и культпросветработников с высшим образованием. Даже притом, что мы называли своих побратимов с параллельного факультета «балалаечниками», а они нас – «бумагомараками». Сия бытовая приземлённость никак не перечёркивает базовой мудрости того, исчезнувшего, как и наше училище, государства рабочих и крестьян, думающего о великой силе влияния печатного слова на святую единицу всякой войны – солдата, и о том, что «после боя сердце просит музыки вдвойне».
Целиком и полностью я разделяю мнение Ричарда Олдингтона, сказавшего однажды: «Ничему тому, что важно в жизни знать, научить нельзя. Все, что может учитель, – указать дорожку ученику». Так вот нам, курсантам ЛВВПУ указывали эту самую дорожку в основном учителя-фронтовики. Всю войну прошли начальники училища при мне – Липенцев и Новиков, все их четыре заместители Непейвода, Журавлев, Корнеев, Пономаренко, подавляющее большинство начальников кафедр, педагогов и командиров – Домодыко, Титаков, Шендрик, Беджанян, Логинов, Литвиненко, Варченко, Кирпич, Светоч, Хрущев, Садовский, Манюков, Шелест, Зименко, Мухачев, Ульянов, Александров, Токарь, Ужегов, Бородюк, Бугаец, Краснокутский, Мосин, Дышев, Антощенко, Янов. Не воевали, но войной были опалённые Кузнецов, Орлов, Керн, Скотников, Судейкин, Андросова, Борисова, Осмоловский, Цивин. А скольких я ещё запамятовал…
Из училищных времен запомнился коренастый, с седоватой копной густых волос, всегда спокойный и уравновешенный подполковник Иван Иванович Ревков. (С его сыном, к слову, я до сих пор поддерживаю добрые отношения. И в память о его отце, и ещё потому, что парень не скурвился, как иные выпускники ЛВВПУ, о чём еще будет сказано). Так вот Герой Советского Союза, почётный житель Севастополя, Ревков не любил распространяться о своих подвигах в Великую Отечественную даже по принуждению начальников. Но на танковом деле был чуток чокнутым, в хорошем смысле слова. И мы, шалопаи, этим обычно пользовались. Не зная существа вопроса, интересовались у Ивана Ивановича: а почему это такой тяжелый танк запросто проходит по болоту, в то время как легкий конь в нём тонет? Влюблённый в бронемашины, «очеловечивающий» их Ревков с удовольствием и обстоятельно отвечал. А получилось так, что и нас своей любовью к бронемашинам заряжал. Группы, которыми руководил Герой Советского Союза, всегда сдавали зачёты и экзамены по танковому делу с первого захода. Даже сейчас я сяду за рычаги танка и руки вспомнят науку Героя Ревкова.
Наконец, ещё одна причина престижности нашего военного вуза, его популярности и веса в войсках заключалась в постоянном и умелом поддержании всем профессорско-преподавательским коллективом и командным составом творческого микроклимата в училище. Понимаю, что сказано несколько казённо и неуклюже, но по сути верно. Однако, несмотря на мощнейший идеологический прессинг, на засилье в учебном процессе таких дисциплин, как марксистско-ленинская философия и политэкономия, история КПСС, научный коммунизм и партийно-политическая работа, – всё-таки творческое начало в нашей учебе существенно превалировало. Наблюдалась поистине парадоксальная ситуация, почти невозможная ни в одном другом военном вузе тех времён, кроме нашего: ты мог учиться ни шатко, ни валко по всем без исключения дисциплинам, но преуспевать в профессиональной, профилирующей и преуспевать при этом в целом.
Конопатый Вася Ткачёв (живет сейчас в Гомеле, Белорусской республики, сочиняет рассказы, повести пьесы, издал несколько десятков книг на родном языке) за четыре года обучения не видел в своей зачётке ни единой «пятёрки», имел лишь несколько «четвёрок», остальные – «государственные тройки», но считался среди нас самым перспективным военным журналистом. Ещё бы, он регулярно писал во многие военные газеты, публиковал там кучу рассказов, выпустил несколько книжек у себя на родине, в «Бульбондии», где до училища работал в районной газете.
Точно так же на факультете КПР курсант мог хорошо петь и не очень утруждать себя «военно-сапожными» дисциплинами. Полагаю, поэтому вовсе не случаен тот факт, что одна из лучших за всю историю существования КВНа «гусарская» команда вышла именно из стен нашего Львовского политического училища, а бессменный её «поручик Ржевский» – бывший офицер Влерий Закутский в настоящее время – один из лучших в стране шоуменов, популярный артист, защитивший, кстати, диссертацию на тему: «Организация и проведение культурно-массовых программ и подготовка специалистов смежных специальностей».
Что касается нашего факультета журналистики, то среди нас только ленивый не писал стихов, рассказов, повестей. Очень многие при этом их публиковали. Заметки, репортажи, очерки и статьи большинство из нас печатало в различных изданиях Советского Союза все четыре года. Когда у нас иссякали темы из-за перманентных ограничений с увольнением в город, мы сочиняли друг о друге зарисовки и посылали их в областные газеты по месту рождения героя.
Большинство армейских хохм, многие из которых давно уже стали крылатыми, прочно войдя в военную былинность, если и не придуманы курсантами Львовского политучилища, то уж собраны и обработаны ими – точно. Поистине политработники-львовяне заложили блестящие образцы армейской лингвистики, которую демонстрировал командирский юмор с его фирменной грубоватинкой. («Кто из курсантов долго бросает курить, тот оттягивает свой конец, а кто курить продолжает, то непременно кончит раком!», «Я не понимаю, товарищи курсанты, ну, сколько можно пить? Ну, выпил одну бутылку, вторую, третью, наконец, литр, два. Но зачем же напиваться как свинья?», «Когда курсанта вызывают, он должен встать и покраснеть». «А вы, товарищи курсанты не очень-то умничайте. В жизни всё не так, как на самом деле». «Я ещё не знаю, как должно быть, но вы, товарищ курсант, делает совершенно неправильно!» «Как можно, зная тактику, пьяным попасть в милицию?!»).
На наши училищные вечера отдыха всегда пыталось попасть такое количество девушек из-за забора, что их регулированием занималась специальная гарнизонная комендантская служба. В любых мероприятиях общегородского масштаба, будь то спортивные соревнования, КВНы или тематические олимпиады курсанты Львовского политучилища никогда не знали себе равных. Никогда! Притом, что учебных заведений в городе насчитывалось несколько десятков, и был там даже Западный научный центр АН УССР. Но именно у нас преподавали лучшие педагоги города и области. Не в последнюю очередь, наверное, и потому, что в этом военном заведении им больше платили, чем в других вузах. На наших кафедрах было пять докторов наук и тридцать семь кандидатов.
Да и сам город Львов воспитывал наши юные курсантские души. Представь себе, читатель: тринадцать различных музеев в областном центре! Плюс четырнадцатый – сама архитектура города, которая ведь ничуть не уступает ни Берну, ни Риму, ни Мадриду, ни даже Парижу. Во Львове насчитывалось аж шесть театров! Плюс цирк, филармония, собор с органом, хоровая капелла, консерватория с оперной студией, музыкальное училище, хореографическая школа, свыше десятка народных театров! Столько единиц культуры на душу населения не имел более ни один другой город СССР, включая и Москву. Надо было обладать кожей гиппопотама и мозгами петуха, чтобы не впитать в себя хотя бы некоторые крупицы львовской уникальной и самобытной культуры. Что касается автора сих строк, то мне попросту в этом смысле повезло. Со второго курса нас начали активно привлекать к тому, что называлось партийно-политической работой среди местного населения. По утверждённым политуправлением Прикарпатского округа планам мы выступали опять же с утвержденными лекциями на предприятиях и в учреждениях. Поскольку я хорошо владел украинским, меня направили в «рассадник национализма», местный драматический театр имени Марии Заньковецкой. И с тех пор я на всю жизнь полюбил театр. И моими друзьями тоже на всю жизнь стали Богдан Ступка, Виталий Розстальный, Лариса Кадырова, Василий Глухой, Сергей Данченко, Мирон Киприян – известные всей Украине деятели театра.
Испытывали ли мы на себе влияние национализма местного разлива? Ни в малейшей степени. Даже притом, что в ту пору во Львовскую область вернулись свыше 80 тысяч амнистированных бандеровцев, отсидевших за свои злодеяния по 25 лет. Однако они как-то тихо и незаметно растворились среди населения. За четыре года обучения на моей памяти не случилось ни одного хоть сколь-нибудь заметного конфликта на национальной почве. Мне даже казалось, что местное население искренне любит нас, курсантов прославленного училища. Ежегодно его выпускники увозили в дальние гарнизоны Советского Союза и за рубеж десятки, сотни жён-аборигенок. Вот именно, что казалось. Фарионы и тягнибоки именно тогда уже, оказывается, родились. Впрочем, это очень не простая тема и мне бы не хотелось ею омрачать рассказ об училище.
…Вот странное дело, но, когда сейчас встречаюсь с однокашниками по ЛВВПУ, и мы вместе вспоминаем заполошные курсантские будни, – невзгоды и даже злоключения из этих будней видятся мне в свете какой-то непонятной ностальгической дымки, и думаю, вспоминаю о них совсем, совсем беззлобно. Хотя известно: чем хуже становится память, тем лучше помнишь старые обиды. И, тем не менее, видит Бог, не лукавлю, но, если бы снова начать, я бы выбрал совсем иную жизнь, даже близко не похожую на ту, что прожил. А вот львовские курсантские годы в ней бы, всенепременно, оставил нетронутыми. Оказывается, что они были совершенно счастливыми моими годами. Самое полное и безраздельное ощущение собственной молодости падает именно на это благодатное время. Казалось, что всё сумею, всё смогу, а впереди – только радостные и дерзновенные надежды. Родители мои были в расцвете сил. От девушек отбоя не знал, а на турнике запросто крутил солнце. И не было такого вида спорта, чтобы я не достигал в нём хоть каких-то успехов. И сто пар придирчивых глаз профессионально зорко следили за тем, чтобы я был всегда сыт, обут, как следует одет и ещё чтобы прилично постигал профессию, которую я и без того любил. При всём этом отлично ведь помню, как негодовал, как зло и ненавистно думал о дуболомности армейских порядков. (Некоторые мои коллеги до сих пор именуют училище бурсой). А всё это оказалось ерундой и суетой всяческой! И не бурса училище для меня, а родная альма матер…
Традиционно все вузы измеряют свою историю и свои достижения теми выпускниками, которые добились каких-то значимых успехов. У военных учебных заведений едва ли не главенствующий критерий – число генералов-выпускников. Такая мерка для ЛВВПУ не годится. Хотя бы потому, что в военной журналистике и культпросветработе во времена Советского Союза генеральских должностей было в два раза меньше, чем пальцев на одной руке. Зато в послевоенные годы выпускники нашего училища возглавляли практически все военные издания Советской Армии и на 99 процентов все солдатские и офицерские дома и клубы. Мой очень близкий друг и однокашник Володя Чупахин шесть лет командовал главной военной газетой страны «Красной звездой», а Виктор Якимов – театром Советской Армии. И даже стал там генералом. Всё. Выше выпускнику ЛВВПУ шагать по служебной лестнице было некуда. Разве что менять профессию. Как это сделал Андрей Крайний. И в ранге министра РФ возглавлял Росрыболовство. В других республиках СНГ больше полусотни министров, депутатов и крупных бизнесменов, писателей – выпускников ЛВВПУ. А Цахиагийн Элбэгдорж вообще был президентом Монголии. Кстати, наши «львовяне» есть ещё в Болгарии, Чехи и Словакии, Эфиопии… Всего в 22 странах мира. Но чего они там добились – не ведаю. Зато знаю совершенно точно, что в безвестности выпускники ЛВВПУ, определённо, не прозябают. Серых мышек, невзрачных специалистов Львовское политучилище никогда не выпускало – не та закваска. И единственный момент, который всё же омрачит сегодняшние торжества – те выпускники ЛВВПУ, которые забыли идеалы нашей молодости и встали в ряды клинических украинских русофобов. Это опять же очень тяжелая и сложная тема, но и умолчать её было бы малодушием. Ибо плох и никудышный тот выпускник, который предал всё светлое, что было в нашей прошлой советской жизни. В любых условия можно и должно оставаться порядочным человеком.
…Эти строки были написаны в прошлом году, к юбилею училища. Пришло много откликов. Публикую лишь три. Они дополняют.
Владимир Гречко Михаил Александрович! Поздравляю тебя и всех выпускников знаменитого Львовского высшего военно-политического... Когда учился в школе была и у меня мечта поступить туда. Но сейчас понимаю, что точно бы не поступил, ибо не соответствовал ни ОДНОМУ из необходимых качеств. Впрочем, мне путь в военные вузы вообще «закрыли»" еще в военкомате, из-за «перебора» в близорукости (что однако, срочной службе в армии не мешало). Но вот однажды мне каким-то «случайным, причудливым и косвенным образом» пришлось столкнуться с самым последним периодом существования и истории этого училища. Это был 1991-й год, лето (еще до ГКЧП), обстановка в стране – рассказывать не буду, многие помнят. Я тогда заведовал отделом в Главной редакции радиовещания для молодежи – известной р/с «Юность», и вот тем летом к нам «прибился» находившийся в отпуске (вероятно на каникулах) молоденький курсантик из Львовского училища, которого звали Женя Ревенко. Он делал кое-какие материалы, которые шли в эфир. И при этом было заметно, что парень постоянно находится в тревоге, обескуражен, и в общем, «не в своей тарелке». Поинтересовались, что с тобой. он в ответ – вот, не знаю, как быть, что делать дальше, как судьбу свою строить. Чувствовалось, что обстановка уже "предгрозовая", непонятно что будет со страной, с армией, особенно с теми ребятами, которые еще учатся в военных вузах. А его училище еще и во Львове находится, где уже тогда недобитые националисты начали головы поднимать. В общем, парень все спрашивал нас: «Ну, что же мне делать-то как поступать, что посоветуете, товарищи старшие?». Мы конечно, сами поначалу плечами пожимали, не зная, что ответить, лишь спрашивали только: «И много вас, таких как ты, мечется, не зная, что делать?» – «Да, полно, – отвечал, – если вообще не все». Наконец главный редактор наш Женька Павлов (он потом и «Маяком» руководил), решился, и, наверное, за своего тезку во многом решил), сказавши ему: «Знаешь, что, если удастся уйти из училища, и если, конечно, отпустят, – уходи! Постараемся тебе всячески помочь доучиться в МГУ на журфаке и диплом получить». В общем, так оно и получилось, Женю Ревенко из училища отпустили без шума и скандалов, по-моему, даже дослуживать в качестве срочника полгода не заслали, начальство наверняка понимало, что «дело идет к концу». А у Евгения Ревенко дальнейшая судьба и карьера сложилась весьма нехило – закончил журфак МГУ, работал на радио, затем перешел на телевидение, стал «политобозом», дослужился на гражданке до зампреда ВГТРК, сейчас в Госдуме заседает в соответствующем комитете. Это были «последние из могикан» ЛВВПУ. А само училище, если не изменяет память, прекратило свое существование в 1993-м, будучи уже украинским военным вузом?
Владимир Кравченко: «Наша школа расположена у Стрийского парка и граничит с военным училищем, готовившим культполитработников для ВС СССР. Теперь это ВУ самостийной Украины. У КПП триптих своего рода – то, что в старые добрые имена носило название наглядной агитации. Новая власть унаследовала все пороки старой, включая методы пропаганды – всегда навязчивой и грубой. Слева – древнерусские витязи верхом на каурках, стилизация под васнецовских богатырей, в которой украинский художник вам ни за что не признается, в центре – запорожские козаки с чубами оселедцами, а справа – н фоне Карпатских гор – лесные хлопцы в мундирах УПА с автоматами. Кривая гипербола галицийской мечты о себе – от древнерусских витязей к бандеровцам, воевавшим с энкаведистами».
Сергей Быстров в «Красной звезде» (а прослужил я в ней 20 лет, придя в 1972 г. в отдел ВМФ старшим лейтенантом) народ служил самый разношерстный, большинство из строевых в прошлом офицеров. Редакция стремилась вобрать в себя лучших военных журналистов. Образование не имело значения. Главное – высшее. Выпускники ЛВВПУ стали появляться в «КЗ» довольно поздно (ближе к ее 50-летию) и довольно робко. Наверное, первым взяли Геннадия Кашубу (выпуск 1963 г.) – посткорром, году в 1970-м Саню Суворова (выпуск 1967 г.), а в 1972 г. на его место – меня. Саня не прижился. Позже начали появляться другие наши выпускники. И когда я уходил из «КЗ» в 1993 году, львовян в редакции было полно. Но вот что примечательно, мы никогда себя не выделяли среди других, не обосабливались. Во-первых, ностальгия по училищу еще была неведома, а во-вторых, звание краснозвездовца всем давалось нелегко и дорожили им ревностно. Впрочем, с тех пор прошло более четверти века. Даже не знаю, остался ли хоть один выпускник ЛВВПУ в нынешней «КЗ». А нынешняя – совсем не та, в которой мы служили. То была газета мирового уровня, и возродится ли когда-нибудь – большой вопрос. Ну а то, что не вспомнили юбилей славного ЛВВПУ в нынешнем «боевом листке» с прежним громким названием, говорит лишь о том, что даже отслеживать важные события в «КЗ» разучились.
За нашу, теперь уже вечную легенду ЛВВПУ! Три коротких, один длинный – ура! И – по рюмке!».