Заступничество Богородицы за русских воинов в Великую войну 1914г.
Августовская икона Божией Матери.
Автор и составитель А.Фарберов, изд. «Ковчег», 2010г.
В книгу вошли впервые собранные воедино материалы, посвященные явлению Богородицы русским воинам в сентябре 1914г., незадолго до Августовского сражения. Приведены также рассказы и о многих других случаях заступничества Божией Матери за русских воинов на фронтах Первой мировой войны (тогда она именовалась Великой, Второй Отечественной или Великой Отечественной). Особое внимание уделено свидетельствам воинов о явлении в небе Богородицы под городом Мариамполем. Описана история явления Божией Матери донским казакам в районе Августовских лесов и судьба икон, написанных по заказам казачек в память об этом чуде. Показано почитание в народе и поныне этого образа Пресвятой Богородицы на территории бывшей Российской империи — в России, Белоруссии, Молдавии, Украине. Впервые преданы гласности материалы Святейшего Синода, который специально рассматривал в 1914-1916г.г. вопрос о явлении Божией Матери русским воинам и своим решением от 30.03.1916г. благословил чествование в храмах Божиих и домах верующих икон с этим образом Богородицы.
Предлагаю небольшой отрывок из этой книги:
«Один из солдатиков, крестьянин Пензенской губернии И.А.Р-ков, с глазами, полными слез, и с еле сдерживаемым волнением рассказал нам следующее: «Когда я шел по призыву, как ратник первого ополчения, в русскую армию, я ни во что не верил, в самом точном понимании этого слова. Окружавшая меня в годы ранней молодости фабричная среда, вырвала все, внедренное в юности детской верой из моего сознания. И так вырвала, что, кажется, никакие силы не могли вернуть меня не только к вере моих детских лет, а даже к вере взрослых людей моей семьи, моей деревни. Теперь я знал только лишь одно, что и сама наша вера, и религия, и церковь, и молитва, и святыня, - все это ни что иное, как один сплошной вымысел...
С этим взглядом я и приехал домой перед призывом, чтобы проститься с семьей. Особенно тяжко было мне и обидно, повторяю «обидно», когда горячо любящая меня старушка мать последний раз осенила меня крестным знамением. С глазами, полными слез, вдруг расстегнула она обеими руками ворот своего платья, вынула на толстом гайтане старинный медный, позеленевший от времени, большой, вершка в два с половиной длиною и вершка полтора шириною крест. На одной стороне креста было помещено выпуклое изображение распятого Спасителя, а на другой тоже выпуклое изображение Пречистой Богоматери «Всех Скорбящих Радость». И мать надела его мне на шею...
Я ясно почувствовал, что на мою шею надели что-то нехорошее, ненужное, неприятное для меня, а на грудь как будто легла какая-то тяжелая чугунная плита. Первым моим движением было воспользоваться общей суматохой и снять с себя материнское благословение. Я так и сделал.
Сначала шло все благополучно. Дней через пять, когда я услышал около себя первый свист шальных пуль, то увидел, как почти все солдатики нашего окопа бережно повынимали из-за пазухи крестики и образочки — благословение своих родителей. Они стали осенять себя ими, крестились на них, прикладывались к ним. Я, невольно следуя их примеру, вынул из кармана свой крест, с каким-то жутким чувством, нежели с верой, облобызал его и повесил себе на шею. Я ни минуты не думал, не только ожидать какого-нибудь чуда от своего креста, а даже порой досадовал на самого себя, что смалодушничал, подчинился какому-то внушению толпы и повесил себе на шею то, что для меня не имело никакой цены. Не раз, было, порывался снять крест с себя и водворить его на место — в карман, но как-то не хватило духу сделать это на глазах товарищей. Да и мешали пули, не до того было.
Менее чем через два часа от нашего окопа не осталось ничего. Когда я пришел в себя, еще не открывая глаз, услышал разговор около себя на польском наречии — я хорошо знаю польский язык:
«...- Мертвый или жив? - Нет, кажется, дышит. - Ты бы его прикончил и шел дальше. - Я этого сделать не решился, потому что на нем висит крест... христианская душа, значит...» Когда я открыл глаза, то увидел себя лежащим между нескончаемыми рядами трупов, а от меня удалялись два австрийских солдата...
Я снова впал в глубокий обморок. Второе мое пробуждение было, уже на перевязочном пункте... Врач говорил: «Ну, дорогой мой, и день, и ночь молись своему кресту, - если бы не он, принявший на себя шальную пулю, быть бы тебе «бычку на веревочке»: пуля бы угодила прямо в сердце». Я вспомнил, как сквозь сон, слышанное мною там, между трупами, и еле-еле проговорил доброму доктору, что этот крест уже второй раз спас меня от надвигавшейся смерти...
И вот теперь, - заканчивает рассказчик, вынувши из-за пазухи медный, помятый пулею, позеленевший крест, - никто в жизни не вырвет из моего сердца моей глубокой веры в священные изображения, в Святой Животворящий Крест, в родительское благословение».