От ветерана военной журналистики полковника в отставке Михаила Захарчука (г. Москва): «18 ноября 2020 году легендарной Атлантиде – Львовскому высшему военно-политическому училищу, лучшему военному вузу Советского Союза, исполняется 81 год! Сегодня, 52 года назад, я обул солдатские сапоги в пехотной учебной Самаркандской орденоносной дивизии, ни сном, ни духом не ведая о том, что через год стану курсантом ЛВВПУ. Так звёзды на небе и Судьба на земле властно распорядились. Ибо, чтобы поступить в училище, мне необходимо было забрать документы из Ташкентского государственного университета…
Наше Львовское высшее военно-политическое училище, на самом деле, очень подобно было Атлантиде: невесть откуда и почему именно во Львове оно появилось. Точно так же загадочно потом исчезло в постперестроечных бардаке и смуте. Нет, конечно, в пыльных архивах Генерального штаба ВС РФ, наверняка, есть в какой-то папке, а, может, теперь уже и в электронных запасниках на точном военном языке сформулированная биография ЛВВПУ с конкретными её датами и красноречивыми цифрами. Создано 18 ноября 1939 года в городе Брянске. С октября 1941 по апрель 1944 года училище дислоцируется в Халтурине Кировской области. В августе 1944 года училище переводится в Харьков, а в марте 1947 года передислоцируется в город Львов. Первый выпуск во Львове училище производит в 1950 году.
Только я те запасники ворошить не собираюсь. В свою стареющую душу и с годами уже ветшающую память лучше загляну. Тем более, что для меня, как и для многих моих однокашников, ЛВВПУ давно уже стало легендой. Порой, самому даже не верится, что чуть больше полвека назад летел в прямом и переносном смысле из седого Самарканда в тоже далеко уже не молодой Львов, чтобы поступить на факультет журналистики Львовского политучилища.
Сразу за проходной бурлила по всем направлениям шизанутая абитуриентская жизнь, питающаяся исключительно слухами один страшнее другого. Конкурс – под 30 человек на место. Отчисляют поэтому пачками, и – за малейшую провинность. Всем миром здесь правит отнюдь не начальник училища генерал-майор Иван Липенцев, а великий и страшный полковник Константин Непейвода. Этот может отчислить абитуриента за один угрюмый взгляд, брошенный исподлобья, за нечищеные сапоги или за плевок на тротуар.
С конкурсом оказалась неточность – 27 человек на место. С Непейводой и вовсе неправда. Более мудрого и человечного военного педагога за всю свою тридцатидвухлетнюю армейскую жизнь я и не встречал. Вот как о нём написал мой друг, доверенное лицо Путина, полковник Виктор Баранец: «Многие курсанты боялись невероятно строго зама начальника училища. Но страх этот на поверку оказывался уважением порядочности полковника, имя которого добрым словом поминалось потом в сотнях гарнизонов почти четырехмиллионнной армии – везде, где помнили Непейводу. Буквально каждое его появление на территории училища превращалось в трагикомическую легенду.
...Я стоял дневальным по факультету в ночь с 6 на 7 ноября 1967 года. Многочасовое торчание у тумбочки – нешуточная нагрузка для ног. Среди ночи я сначала присел не теплую батарею, а затем душа не устояла перед соблазном прилечь на гладильный стол, обитый мягким сукном. Я был в глубоком сонном забытье, когда кто-то властно тронул меня за плечо, и я услышал голос, который мгновенно привел меня в чувство: «Товарищ курсант! Горячо и сердечно поздравляю вас с большим всенародным праздником – очередной годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции и объявляю десять суток ареста за то, что вы халатно охраняете завоевания этой революции».
Львовское политучилище, конечно, было не Вестпойнтом – символом военной элитарности США. Однако на фоне остальных ста сорока семи военно-учебных заведений бывших Советской Армии и Военно-Морского Флота оно не просто выгодно отличалось, а было на несколько порядков выше, сильнее, престижнее, как вам будет угодно, всех прочих военных вузов. Да просто – лучше других во всех отношениях! Понимаю прекрасно, что подобное утверждение может вызвать большое недоумение у военного люда. Ведь каждый питомец военного вуза любит свою alma mater, считает её самой лучшей и это закономерно. Но, мужики-однополчане по боевому строю, в данном случае во мне говорит не просто квасной курсантский патриотизм, хотя не молчит - точно. Дело в том, что после училища я еще закончил Военно-политическую академию имени товарища В.И. Ленина, тоже не самый последний и хилый вуз Советского Союза. Однако назвать её лучшей даже среди родственных заведений, язык как-то не поворачивается. При всем моём к ней уважении и даже почтении. Далее, почти пять лет привелось мне поработать в отделе вузов «Красной звезды». Объездил я за это время несколько десятков военных учебных заведений СССР и, что называется, воочию убедился: ни одно из них даже близко не могло стоять возле нашего Львовского политучилища. Причин тому много, но есть несколько определяющих.
Главная заключалась в том, что долгие годы в ЛВВПУ принципиально не принимали выпускников школ-десятилеток, юношей, не послуживших хотя бы полгода в армии или на флоте. Собственно, когда этот запрет был снят, училище тут же влилось в ряд остальных полтора десятка политкузниц. Оно, может быть, не стало худшим, но лучшим перестало быть – определенно. Всё-таки, что ни говори, а срочная служба – такой экзамен, который не заменишь никаким тестированием и прочими прогрессивными хитростями при отборе кандидатов. Хотя, разумеется, бывают всякие исключения, но не о них же речь.
Во-вторых, в наше училище, в основном, принимали, если не одаренных, то уж, во всяком случае, в чём-то способных юношей. На журналистику, к примеру, нельзя было поступить, не имея публикаций не ниже, чем в областной, окружной, республиканской печати. Заметки из заводских многотиражек и дивизионок брались в расчёт только в исключительно редких случаях, когда солдат, скажем, прослужил два и больше года в войсках или абитуриент столько же проработал на производстве. На параллельный факультет культпросвет работы тоже нельзя было поступить с одним только желанием там учиться. Требовалась хоть какая-нибудь творческая способность - умение, скажем, играть на гитаре, скрипке, аккордеоне, балалайке, петь, плясать, рисовать. Одним словом, просто так попасть в ЛВВПУ, даже по большой протекции, но, не имея за душой хотя бы намёка на призвание, было чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Это обстоятельство сильно раздражало крупнозвёздных и высоко номенклатурных родителей, которые всё могли купить своим чадам, кроме способностей для последних.
В-третьих, наше Львовское политучилище было и на самом деле единственным в мире и на все времена. Более ни одна другая страна, кроме Советского Союза, не могла себе позволить специально готовить военных журналистов и культпросветработников с высшим образованием. Даже притом, что мы называли своих побратимов с параллельного факультета «балалаечниками», а они нас – «бумагомараками». Сия бытовая приземлённость никак не перечёркивает базовой мудрости того, исчезнувшего, как и наше училище, государства рабочих и крестьян, думающего о великой силе влияния печатного слова на святую единицу всякой войны – солдата, и о том, что «после боя сердце просит музыки вдвойне».
Целиком и полностью я разделяю мнение Ричарда Олдингтона, сказавшего однажды: «Ничему тому, что важно в жизни знать, научить нельзя. Все, что может учитель, – указать дорожку ученику». Так вот нам, курсантам ЛВВПУ указывали эту самую дорожку в основном учителя-фронтовики. Всю войну прошли начальники училища при мне – Липенцев и Новиков, все их четыре заместители Непейвода, Журавлев, Корнеев, Пономаренко, подавляющее большинство начальников кафедр, педагогов и командиров – Домодыко, Титаков, Шендрик, Беджанян, Логинов, Литвиненко, Варченко, Кирпич, Светоч, Хрущев, Садовский, Манюков, Шелест, Зименко, Мухачев, Ульянов, Александров, Токарь, Ужегов, Бородюк, Бугаец, Краснокутский, Мосин, Дышев, Антощенко, Янов. Не воевали, но войной были опалённые Кузнецов, Орлов, Керн, Скотников, Судейкин, Андросова, Борисова, Осмоловский, Цивин. А скольких я ещё запамятовал…
Из училищных времен запомнился коренастый, с седоватой копной густых волос, всегда спокойный и уравновешенный подполковник Иван Иванович Ревков. (С его сыном, к слову, я до сих пор поддерживаю добрые отношения. И в память о его отце, и ещё потому, что парень не скурвился, как иные выпускники ЛВВПУ, о чём еще будет сказано). Так вот Герой Советского Союза, почётный житель Севастополя, Ревков не любил распространяться о своих подвигах в Великую Отечественную даже по принуждению начальников. Но на танковом деле был чуток чокнутым, в хорошем смысле слова. И мы, шалопаи, этим обычно пользовались. Не зная существа вопроса, интересовались у Ивана Ивановича: а почему это такой тяжелый танк запросто проходит по болоту, в то время как легкий конь в нём тонет? Влюблённый в бронемашины, «очеловечивающий» их Ревков с удовольствием и обстоятельно отвечал. А получилось так, что и нас своей любовью к бронемашинам заряжал. Группы, которыми руководил Герой Советского Союза, всегда сдавали зачёты и экзамены по танковому делу с первого захода. Даже сейчас я сяду за рычаги танка и руки вспомнят науку Героя Ревкова.
Наконец, ещё одна причина престижности нашего военного вуза, его популярности и веса в войсках заключалась в постоянном и умелом поддержании всем профессорско-преподавательским коллективом и командным составом творческого микроклимата в училище. Понимаю, что сказано несколько казённо и неуклюже, но по сути верно. Однако, несмотря на мощнейший идеологический прессинг, на засилье в учебном процессе таких дисциплин, как марксистско-ленинская философия и политэкономия, история КПСС, научный коммунизм и партийно-политическая работа, – всё-таки творческое начало в нашей учебе существенно превалировало. Наблюдалась поистине парадоксальная ситуация, почти невозможная ни в одном другом военном вузе тех времён, кроме нашего: ты мог учиться ни шатко, ни валко по всем без исключения дисциплинам, но преуспевать в профессиональной, профилирующей и преуспевать при этом в целом.
Конопатый Вася Ткачёв (живет сейчас в Гомеле, Белорусской республики, сочиняет рассказы, повести пьесы, издал несколько десятков книг на родном языке) за четыре года обучения не видел в своей зачётке ни единой «пятёрки», имел лишь несколько «четвёрок», остальные – «государственные тройки», но считался среди нас самым перспективным военным журналистом. Ещё бы, он регулярно писал во многие военные газеты, публиковал там кучу рассказов, выпустил несколько книжек у себя на родине, в «Бульбондии», где до училища работал в районной газете.
Точно так же на факультете КПР курсант мог хорошо петь и не очень утруждать себя «военно-сапожными» дисциплинами. Полагаю, поэтому вовсе не случаен тот факт, что одна из лучших за всю историю существования КВНа «гусарская» команда вышла именно из стен нашего Львовского политического училища, а бессменный её «поручик Ржевский» – бывший офицер Влерий Закутский в настоящее время – один из лучших в стране шоуменов, популярный артист, защитивший, кстати, диссертацию на тему: «Организация и проведение культурно-массовых программ и подготовка специалистов смежных специальностей».
Что касается нашего факультета журналистики, то среди нас только ленивый не писал стихов, рассказов, повестей. Очень многие при этом их публиковали. Заметки, репортажи, очерки и статьи большинство из нас печатало в различных изданиях Советского Союза все четыре года. Когда у нас иссякали темы из-за перманентных ограничений с увольнением в город, мы сочиняли друг о друге зарисовки и посылали их в областные газеты по месту рождения героя.
Большинство армейских хохм, многие из которых давно уже стали крылатыми, прочно войдя в военную былинность, если и не придуманы курсантами Львовского политучилища, то уж собраны и обработаны ими – точно. Поистине политработники-львовяне заложили блестящие образцы армейской лингвистики, которую демонстрировал командирский юмор с его фирменной грубоватинкой. («Кто из курсантов долго бросает курить, тот оттягивает свой конец, а кто курить продолжает, то непременно кончит раком!», «Я не понимаю, товарищи курсанты, ну, сколько можно пить? Ну, выпил одну бутылку, вторую, третью, наконец, литр, два. Но зачем же напиваться как свинья?», «Когда курсанта вызывают, он должен встать и покраснеть». «А вы, товарищи курсанты не очень-то умничайте. В жизни всё не так, как на самом деле». «Я ещё не знаю, как должно быть, но вы, товарищ курсант, делает совершенно неправильно!» «Как можно, зная тактику, пьяным попасть в милицию?!»).
На наши училищные вечера отдыха всегда пыталось попасть такое количество девушек из-за забора, что их регулированием занималась специальная гарнизонная комендантская служба. В любых мероприятиях общегородского масштаба, будь то спортивные соревнования, КВНы или тематические олимпиады курсанты Львовского политучилища никогда не знали себе равных. Никогда! Притом, что учебных заведений в городе насчитывалось несколько десятков, и был там даже Западный научный центр АН УССР. Но именно у нас преподавали лучшие педагоги города и области. Не в последнюю очередь, наверное, и потому, что в этом военном заведении им больше платили, чем в других вузах. На наших кафедрах было пять докторов наук и тридцать семь кандидатов.
Да и сам город Львов воспитывал наши юные курсантские души. Представь себе, читатель: тринадцать различных музеев в областном центре! Плюс четырнадцатый – сама архитектура города, которая ведь ничуть не уступает ни Берну, ни Риму, ни Мадриду, ни даже Парижу. Во Львове насчитывалось аж шесть театров! Плюс цирк, филармония, собор с органом, хоровая капелла, консерватория с оперной студией, музыкальное училище, хореографическая школа, свыше десятка народных театров! Столько единиц культуры на душу населения не имел более ни один другой город СССР, включая и Москву. Надо было обладать кожей гиппопотама и мозгами петуха, чтобы не впитать в себя хотя бы некоторые крупицы львовской уникальной и самобытной культуры. Что касается автора сих строк, то мне попросту в этом смысле повезло. Со второго курса нас начали активно привлекать к тому, что называлось партийно-политической работой среди местного населения. По утверждённым политуправлением Прикарпатского округа планам мы выступали опять же с утвержденными лекциями на предприятиях и в учреждениях. Поскольку я хорошо владел украинским, меня направили в «рассадник национализма», местный драматический театр имени Марии Заньковецкой. И с тех пор я на всю жизнь полюбил театр. И моими друзьями тоже на всю жизнь стали Богдан Ступка, Виталий Розстальный, Лариса Кадырова, Василий Глухой, Сергей Данченко, Мирон Киприян – известные всей Украине деятели театра.
Испытывали ли мы на себе влияние национализма местного разлива? Ни в малейшей степени. Даже притом, что в ту пору во Львовскую область вернулись свыше 80 тысяч амнистированных бандеровцев, отсидевших за свои злодеяния по 25 лет. Однако они как-то тихо и незаметно растворились среди населения. За четыре года обучения на моей памяти не случилось ни одного хоть сколь-нибудь заметного конфликта на национальной почве. Мне даже казалось, что местное население искренне любит нас, курсантов прославленного училища. Ежегодно его выпускники увозили в дальние гарнизоны Советского Союза и за рубеж десятки, сотни жён-аборигенок. Вот именно, что казалось. Фарионы и тягнибоки именно тогда уже, оказывается, родились. Впрочем, это очень не простая тема и мне бы не хотелось ею омрачать рассказ об училище.
…Вот странное дело, но, когда сейчас встречаюсь с однокашниками по ЛВВПУ, и мы вместе вспоминаем заполошные курсантские будни, – невзгоды и даже злоключения из этих будней видятся мне в свете какой-то непонятной ностальгической дымки, и думаю, вспоминаю о них совсем, совсем беззлобно. Хотя известно: чем хуже становится память, тем лучше помнишь старые обиды. И, тем не менее, видит Бог, не лукавлю, но, если бы снова начать, я бы выбрал совсем иную жизнь, даже близко не похожую на ту, что прожил. А вот львовские курсантские годы в ней бы, всенепременно, оставил нетронутыми. Оказывается, что они были совершенно счастливыми моими годами. Самое полное и безраздельное ощущение собственной молодости падает именно на это благодатное время. Казалось, что всё сумею, всё смогу, а впереди – только радостные и дерзновенные надежды. Родители мои были в расцвете сил. От девушек отбоя не знал, а на турнике запросто крутил солнце. И не было такого вида спорта, чтобы я не достигал в нём хоть каких-то успехов. И сто пар придирчивых глаз профессионально зорко следили за тем, чтобы я был всегда сыт, обут, как следует одет и ещё чтобы прилично постигал профессию, которую я и без того любил. При всём этом отлично ведь помню, как негодовал, как зло и ненавистно думал о дуболомности армейских порядков. (Некоторые мои коллеги до сих пор именуют училище бурсой). А всё это оказалось ерундой и суетой всяческой! И не бурса училище для меня, а родная альма матер…
Традиционно все вузы измеряют свою историю и свои достижения теми выпускниками, которые добились каких-то значимых успехов. У военных учебных заведений едва ли не главенствующий критерий – число генералов-выпускников. Такая мерка для ЛВВПУ не годится. Хотя бы потому, что в военной журналистике и культпросветработе во времена Советского Союза генеральских должностей было в два раза меньше, чем пальцев на одной руке. Зато в послевоенные годы выпускники нашего училища возглавляли практически все военные издания Советской Армии и на 99 процентов все солдатские и офицерские дома и клубы. Мой очень близкий друг и однокашник Володя Чупахин шесть лет командовал главной военной газетой страны «Красной звездой», а Виктор Якимов – театром Советской Армии. И даже стал там генералом. Всё. Выше выпускнику ЛВВПУ шагать по служебной лестнице было некуда. Разве что менять профессию. Как это сделал Андрей Крайний. И в ранге министра РФ возглавлял Росрыболовство. В других республиках СНГ больше полусотни министров, депутатов и крупных бизнесменов, писателей – выпускников ЛВВПУ. А Цахиагийн Элбэгдорж вообще был президентом Монголии. Кстати, наши «львовяне» есть ещё в Болгарии, Чехи и Словакии, Эфиопии… Всего в 22 странах мира. Но чего они там добились – не ведаю. Зато знаю совершенно точно, что в безвестности выпускники ЛВВПУ, определённо, не прозябают. Серых мышек, невзрачных специалистов Львовское политучилище никогда не выпускало – не та закваска. И единственный момент, который всё же омрачит сегодняшние торжества – те выпускники ЛВВПУ, которые забыли идеалы нашей молодости и встали в ряды клинических украинских русофобов. Это опять же очень тяжелая и сложная тема, но и умолчать её было бы малодушием. Ибо плох и никудышный тот выпускник, который предал всё светлое, что было в нашей прошлой советской жизни. В любых условия можно и должно оставаться порядочным человеком.
…Эти строки были написаны в прошлом году, к юбилею училища. Пришло много откликов. Публикую лишь три. Они дополняют.
Владимир Гречко Михаил Александрович! Поздравляю тебя и всех выпускников знаменитого Львовского высшего военно-политического... Когда учился в школе была и у меня мечта поступить туда. Но сейчас понимаю, что точно бы не поступил, ибо не соответствовал ни ОДНОМУ из необходимых качеств. Впрочем, мне путь в военные вузы вообще «закрыли»" еще в военкомате, из-за «перебора» в близорукости (что однако, срочной службе в армии не мешало). Но вот однажды мне каким-то «случайным, причудливым и косвенным образом» пришлось столкнуться с самым последним периодом существования и истории этого училища. Это был 1991-й год, лето (еще до ГКЧП), обстановка в стране – рассказывать не буду, многие помнят. Я тогда заведовал отделом в Главной редакции радиовещания для молодежи – известной р/с «Юность», и вот тем летом к нам «прибился» находившийся в отпуске (вероятно на каникулах) молоденький курсантик из Львовского училища, которого звали Женя Ревенко. Он делал кое-какие материалы, которые шли в эфир. И при этом было заметно, что парень постоянно находится в тревоге, обескуражен, и в общем, «не в своей тарелке». Поинтересовались, что с тобой. он в ответ – вот, не знаю, как быть, что делать дальше, как судьбу свою строить. Чувствовалось, что обстановка уже "предгрозовая", непонятно что будет со страной, с армией, особенно с теми ребятами, которые еще учатся в военных вузах. А его училище еще и во Львове находится, где уже тогда недобитые националисты начали головы поднимать. В общем, парень все спрашивал нас: «Ну, что же мне делать-то как поступать, что посоветуете, товарищи старшие?». Мы конечно, сами поначалу плечами пожимали, не зная, что ответить, лишь спрашивали только: «И много вас, таких как ты, мечется, не зная, что делать?» – «Да, полно, – отвечал, – если вообще не все». Наконец главный редактор наш Женька Павлов (он потом и «Маяком» руководил), решился, и, наверное, за своего тезку во многом решил), сказавши ему: «Знаешь, что, если удастся уйти из училища, и если, конечно, отпустят, – уходи! Постараемся тебе всячески помочь доучиться в МГУ на журфаке и диплом получить». В общем, так оно и получилось, Женю Ревенко из училища отпустили без шума и скандалов, по-моему, даже дослуживать в качестве срочника полгода не заслали, начальство наверняка понимало, что «дело идет к концу». А у Евгения Ревенко дальнейшая судьба и карьера сложилась весьма нехило – закончил журфак МГУ, работал на радио, затем перешел на телевидение, стал «политобозом», дослужился на гражданке до зампреда ВГТРК, сейчас в Госдуме заседает в соответствующем комитете. Это были «последние из могикан» ЛВВПУ. А само училище, если не изменяет память, прекратило свое существование в 1993-м, будучи уже украинским военным вузом?
Владимир Кравченко: «Наша школа расположена у Стрийского парка и граничит с военным училищем, готовившим культполитработников для ВС СССР. Теперь это ВУ самостийной Украины. У КПП триптих своего рода – то, что в старые добрые имена носило название наглядной агитации. Новая власть унаследовала все пороки старой, включая методы пропаганды – всегда навязчивой и грубой. Слева – древнерусские витязи верхом на каурках, стилизация под васнецовских богатырей, в которой украинский художник вам ни за что не признается, в центре – запорожские козаки с чубами оселедцами, а справа – н фоне Карпатских гор – лесные хлопцы в мундирах УПА с автоматами. Кривая гипербола галицийской мечты о себе – от древнерусских витязей к бандеровцам, воевавшим с энкаведистами».
Сергей Быстров в «Красной звезде» (а прослужил я в ней 20 лет, придя в 1972 г. в отдел ВМФ старшим лейтенантом) народ служил самый разношерстный, большинство из строевых в прошлом офицеров. Редакция стремилась вобрать в себя лучших военных журналистов. Образование не имело значения. Главное – высшее. Выпускники ЛВВПУ стали появляться в «КЗ» довольно поздно (ближе к ее 50-летию) и довольно робко. Наверное, первым взяли Геннадия Кашубу (выпуск 1963 г.) – посткорром, году в 1970-м Саню Суворова (выпуск 1967 г.), а в 1972 г. на его место – меня. Саня не прижился. Позже начали появляться другие наши выпускники. И когда я уходил из «КЗ» в 1993 году, львовян в редакции было полно. Но вот что примечательно, мы никогда себя не выделяли среди других, не обосабливались. Во-первых, ностальгия по училищу еще была неведома, а во-вторых, звание краснозвездовца всем давалось нелегко и дорожили им ревностно. Впрочем, с тех пор прошло более четверти века. Даже не знаю, остался ли хоть один выпускник ЛВВПУ в нынешней «КЗ». А нынешняя – совсем не та, в которой мы служили. То была газета мирового уровня, и возродится ли когда-нибудь – большой вопрос. Ну а то, что не вспомнили юбилей славного ЛВВПУ в нынешнем «боевом листке» с прежним громким названием, говорит лишь о том, что даже отслеживать важные события в «КЗ» разучились.
За нашу, теперь уже вечную легенду ЛВВПУ! Три коротких, один длинный – ура! И – по рюмке!».
От ветерана военной журналистики полковника в отставке Михаила Захарчука (г. Москва): «18 ноября 1939 года – День рождения Львовского высшего военно-политического училища – лучшего в Советском Союзе, единственного такого в стране и в мире. Только СССР мог позволить себе роскошь готовить военных журналистов и кульпросветработников для Армии и Флота. И потому ни одна другая держава на планете Земля не располагала такими уникальными и, чего уж там скромничать, – ценнейшими кадрами.
Наше Львовское высшее военно-политическое училище подобно было Атлантиде: невесть откуда и почему именно во Львове оно появилось. Точно так же загадочно потом исчезло в постперестроечных бардаке и смуте. Нет, конечно, в пыльных архивах Генерального штаба ВС РФ, наверняка, есть в какой-то папке, а, может, теперь уже и в электронных запасниках на точном военном языке сформулированная биография ЛВВПУ с конкретными её датами и красноречивыми цифрами. Создано 18 ноября 1939 года в городе Брянске. С октября 1941 по апрель 1944 года училище дислоцируется в Халтурине Кировской области. В августе 1944 года училище переводится в Харьков, а в марте 1947 года передислоцируется в город Львов. Первый выпуск во Львове училище производит в 1950 году.
Только я те запасники ворошить не собираюсь. В свою стареющую душу и с годами уже ветшающую память лучше загляну. Тем более, что для меня, как и для многих моих однокашников, ЛВВПУ давно уже стало легендарной Атлантидой. Порой, самому даже не верится, что более полувека назад летел в прямом и переносном смысле из седого Самарканда в тоже далеко уже не молодой Львов, чтобы поступить на факультет журналистики Львовского политучилища.
Сразу за проходной бурлила по всем направлениям шизанутая абитуриентская жизнь, питающаяся исключительно слухами один страшнее другого. Конкурс – под 30 человек на место. Отчисляют поэтому пачками, и – за малейшую провинность. Всем миром здесь правит отнюдь не начальник училища генерал-майор Иван Липенцев, а великий и страшный полковник Константин Непейвода. Этот может отчислить абитуриента за один угрюмый взгляд, брошенный исподлобья или за нечищеные сапоги.
С конкурсом оказалась неточность – 27 человек на место. С Непейводой и вовсе неправда. Более мудрого и человечного военного педагога за всю свою тридцатидвухлетнюю армейскую жизнь я и не встречал. Вот как о нём написал мой друг, доверенное лицо Путина, полковник Виктор Баранец: «Многие курсанты боялись невероятно строго зама начальника училища. Но страх этот на поверку оказывался уважением порядочности полковника, имя которого добрым словом поминалось потом в сотнях гарнизонов почти четырехмиллионнной армии – везде, где помнили Непейводу. Буквально каждое его появление на территории училища превращалось в трагикомическую легенду.
...Я стоял дневальным по факультету в ночь с 6 на 7 ноября 1967 года. Многочасовое торчание у тумбочки – нешуточная нагрузка для ног. Среди ночи я сначала присел не теплую батарею, а затем душа не устояла перед соблазном прилечь на гладильный стол, обитый мягким сукном. Я был в глубоком сонном забытье, когда кто-то властно тронул меня за плечо, и я услышал голос, который мгновенно привел меня в чувство: «Товарищ курсант! Горячо и сердечно поздравляю вас с большим всенародным праздником – очередной годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции и объявляю десять суток ареста за то, что вы халатно охраняете завоевания этой революции».
Львовское политучилище, конечно, было не Вестпойнтом – символом военной элитарности США. Однако на фоне остальных ста сорока семи военно-учебных заведений бывших Советской Армии и Военно-Морского Флота оно не просто выгодно отличалось, а было на несколько порядков выше, сильнее, престижнее, как вам будет угодно, всех прочих военных вузов. Да просто – лучше других во всех отношениях! Понимаю прекрасно, что подобное утверждение может вызвать большое недоумение у военного люда. Ведь каждый питомец военного вуза любит свою alma mater, считает её самой лучшей и это закономерно. И это правильно. Но, мужики-однополчане по боевому строю, в данном случае во мне говорит не просто квасной курсантский патриотизм, хотя не молчит – точно. Дело в том, что после училища я еще закончил Военно-политическую академию имени товарища В.И. Ленина, тоже не самый последний и хилый вуз Советского Союза. Однако назвать её лучшей даже среди родственных заведений, язык как-то не поворачивается. При всем моём к ней, конечно, уважении и даже почтении. Далее, почти пять лет привелось мне поработать в отделе вузов «Красной звезды». Объездил я несколько десятков военных учебных заведений СССР и, что называется, воочию убедился: ни одно из них даже близко не могло стоять возле нашего Львовского политучилища. Причин тому много, но есть несколько определяющих.
Главная заключалась в том, что долгие годы в ЛВВПУ принципиально не принимали выпускников школ-десятилеток, юношей, не послуживших хотя бы полгода в армии или на флоте. Собственно, когда этот запрет был снят, училище тут же влилось в ряд остальных полтора десятка политкузниц. Оно, может быть, не стало худшим, но лучшим перестало быть – определенно. Всё-таки, что ни говори, а срочная служба – такой экзамен, который не заменишь никаким тестированием и прочими прогрессивными хитростями при отборе кандидатов. Хотя, разумеется, бывают всякие исключения, но не о них же речь.
Во-вторых, в наше училище, в основном, принимали, если не одаренных, то уж, во всяком случае, в чём-то способных юношей. На журналистику, к примеру, нельзя было поступить, не имея публикаций не ниже, чем в областной, окружной, республиканской печати. Заметки из заводских многотиражек и дивизионок брались в расчёт только в исключительно редких случаях, когда солдат, скажем, прослужил два и больше года в войсках или абитуриент столько же проработал на производстве. На параллельный факультет культпросвет работы тоже нельзя было поступить с одним только желанием там учиться. Требовалась хоть какая-нибудь творческая способность – умение, скажем, играть на гитаре, скрипке, аккордеоне, балалайке, петь, плясать, рисовать, декламировать. Одним словом, просто так попасть в ЛВВПУ, даже по большой протекции, но, не имея за душой хотя бы намёка на призвание, было чрезвычайно трудно, если вообще возможно. Это обстоятельство сильно раздражало крупнозвёздных и высоко номенклатурных родителей, которые всё могли купить своим чадам, кроме способностей для последних.
В-третьих, наше Львовское политучилище было и на самом деле единственным в мире и на все времена. Как уже говорилось, более ни одна другая страна, кроме Советского Союза, не могла себе позволить возможность специально готовить военных журналистов и культпросветработников с высшим образованием. Даже притом, что мы называли своих побратимов с параллельного факультета «балалаечниками», а они нас – «бумагомараками». Сия бытовая приземлённость никак не перечёркивает базовой мудрости того, исчезнувшего, как и наше училище, государства рабочих и крестьян, думающего о великой, императивной силе влияния печатного слова на святую единицу всякой войны – солдата, и о том, что «после боя сердце просит музыки вдвойне».
Целиком и полностью я разделяю мнение Ричарда Олдингтона, сказавшего однажды: «Ничему тому, что важно в жизни знать, научить нельзя. Все, что может учитель, – указать дорожку ученику». Так вот нам, курсантам ЛВВПУ указывали эту самую дорожку в основном учителя-фронтовики. Всю войну прошли начальники училища при мне – Липенцев и Новиков, все их четыре заместители Непейвода, Журавлев, Корнеев, Пономаренко, подавляющее большинство начальников кафедр, педагогов и командиров – Домодыко, Титаков, Шендрик, Беджанян, Логинов, Литвиненко, Варченко, Кирпич, Светоч, Хрущев, Садовский, Манюков, Шелест, Зименко, Мухачев, Ульянов, Александров, Токарь, Ужегов, Бородюк, Бугаец, Краснокутский, Мосин, Дышев, Антощенко, Янов. Не воевали, но войной были опалённые Кузнецов, Орлов, Керн, Скотников, Судейкин, Андросова, Борисова, Осмоловский, Цивин. А скольких я ещё запамятовал…
Из училищных времен запомнился коренастый, с седоватой копной густых волос, всегда спокойный и уравновешенный подполковник Иван Иванович Ревков. С его сыном, к слову, я до сих пор поддерживаю добрые отношения. И в память о его отце, и ещё потому, что парень не скурвился, как иные выпускники ЛВВПУ, о чём еще будет сказано. Так вот Герой Советского Союза, почётный житель Севастополя, Ревков не любил распространяться о своих подвигах в Отечественную даже по принуждению начальников. Но на танковом деле был чуток чокнутым, в хорошем смысле слова. И мы, шалопаи, этим обычно пользовались. Не зная существа вопроса, интересовались у Ивана Ивановича: а почему это такой тяжелый танк запросто проходит по болоту, в то время как легкий конь в нём тонет? Влюблённый в бронемашины, «очеловечивающий» их Ревков с удовольствием и обстоятельно отвечал. А получилось так, что и нас своей любовью к бронемашинам заряжал. Группы, которыми руководил Герой Советского Союза, всегда сдавали зачёты и экзамены по танковому делу с первого захода. Даже сейчас я сяду за рычаги танка и руки сами вспомнят науку от Героя войны Ревкова.
Наконец, ещё одна причина престижности нашего военного вуза, его популярности и веса в войсках заключалась в постоянном и умелом поддержании всем профессорско-преподавательским коллективом и командным составом творческого микроклимата в училище. Понимаю, что сказано несколько казённо и неуклюже. Однако, несмотря на мощнейший идеологический прессинг, на засилье в учебном процессе таких дисциплин, как марксистско-ленинская философия и политэкономия, история КПСС, научный коммунизм и партийно-политическая работа, – всё-таки творческое начало в нашей учебе существенно превалировало. Наблюдалась поистине парадоксальная ситуация, почти невозможная ни в одном другом военном вузе тех времён, кроме нашего: ты мог учиться ни шатко, ни валко по всем без исключения дисциплинам, но преуспевать в профессиональной, профилирующей и преуспевать при этом в целом.
Конопатый Вася Ткачёв (живет сейчас в Гомеле, Белорусской республики, сочиняет рассказы, повести пьесы, издал несколько десятков книг на родном языке) за четыре года обучения не видел в своей зачетке ни единой «пятёрки», имел лишь несколько «четвёрок», остальные – «государственные тройки», но считался среди нас самым перспективным военным журналистом. Ещё бы, он регулярно писал во многие военные газеты, публиковал там кучу рассказов, выпустил несколько книжек у себя на родине, в «Бульбондии», где до училища работал в районной газете.
Точно так же на факультете КПР курсант мог хорошо петь и не очень утруждать себя «военно-сапожными» дисциплинами. Полагаю, поэтому вовсе не случаен тот факт, что одна из лучших за всю историю существования КВНа «гусарская» команда вышла именно из стен нашего Львовского политического училища, а бессменный её «поручик Ржевский» – бывший офицер Валерий Закутский в настоящее время – один из лучших в стране шоуменов, популярный артист, защитивший, кстати, диссертацию на тему: «Организация и проведение культурно-массовых программ и подготовка специалистов смежных специальностей».
Что касается нашего факультета журналистики, то среди нас только ленивый не писал стихов, рассказов, повестей. Очень многие при этом их публиковали. Заметки, репортажи, очерки и статьи большинство из нас печатало в различных изданиях Советского Союза все четыре года. Когда у нас иссякали темы из-за перманентных ограничений с увольнением в город, мы сочиняли друг о друге зарисовки и посылали их в областные газеты по месту рождения героя.
Большинство армейских хохм, многие из которых давно уже стали крылатыми, прочно войдя в военную былинность, если и не придуманы курсантами Львовского политучилища, то уж собраны и обработаны ими – точно. Поистине политработники-львовяне заложили блестящие образцы армейской лингвистики, которую демонстрировал командирский юмор с его фирменной грубоватинкой. («Кто из курсантов долго бросает курить, тот оттягивает свой конец, а кто курить продолжает, то непременно кончит раком!» «Я не понимаю, товарищи курсанты, ну, сколько можно пить? Ну, выпил одну бутылку, вторую, третью, наконец, литр, два. Но зачем же напиваться как свинья?» «Когда курсанта вызывают, он должен встать и покраснеть». «А вы, товарищи курсанты не очень-то умничайте. В жизни всё не так, как на самом деле». «Я ещё не знаю, как должно быть, но вы, товарищ курсант, делаете совершенно неправильно!» «Как можно, зная тактику, пьяным попасть в милицию?!»).
На наши училищные вечера отдыха всегда пыталось попасть такое количество девушек из-за забора, что их регулированием занималась специальная гарнизонная комендантская служба. В любых мероприятиях общегородского масштаба, будь то спортивные соревнования, КВНы или тематические олимпиады курсанты Львовского политучилища никогда не знали себе равных. Никогда! Притом, что учебных заведений в городе насчитывалось несколько десятков, и был там даже Западный научный центр АН УССР. Но именно у нас преподавали лучшие педагоги города и области. Не в последнюю очередь, наверное, и потому, что в этом военном заведении им больше платили, чем в других вузах. На наших кафедрах было пять докторов наук и тридцать семь кандидатов.
Да и сам город Львов воспитывал наши юные курсантские души. Представь себе, читатель: тринадцать различных музеев в областном центре! Плюс четырнадцатый – сама архитектура города, которая ведь ничуть не уступает ни Берну, ни Риму, ни Мадриду, ни даже Парижу. Во Львове насчитывалось аж шесть театров! Плюс цирк, филармония, собор с органом, хоровая капелла, консерватория с оперной студией, музыкальное училище, хореографическая школа, свыше десятка народных театров! Столько единиц культуры на душу населения не имел более ни один другой город СССР, включая и Москву. Надо было обладать кожей гиппопотама и мозгами петуха, чтобы не впитать в себя хотя бы некоторые крупицы львовской уникальной и самобытной культуры. Что касается автора сих строк, то мне попросту в этом смысле повезло. Со второго курса нас начали активно привлекать к тому, что называлось партийно-политической работой среди местного населения. По утверждённым политуправлением Прикарпатского округа планам мы выступали опять же с утвержденными лекциями на предприятиях и в учреждениях. Поскольку я хорошо владел украинским, меня направили в «рассадник национализма», местный драматический театр имени Марии Заньковецкой. И с тех пор я на всю жизнь полюбил театр. И моими друзьями тоже на всю жизнь стали Богдан Ступка, Виталий Розстальный, Лариса Кадырова, Василий Глухой, Сергей Данченко, Мирон Киприян – известные всей Украине деятели театра.
Испытывали ли мы на себе влияние национализма местного разлива? Ни в малейшей степени. Даже притом, что в ту пору во Львовскую область вернулись свыше 80 тысяч амнистированных бандеровцев, отсидевших за свои злодеяния по 25 лет. Однако они как-то тихо и незаметно растворились среди населения. За четыре года обучения на моей памяти не случилось ни одного хоть сколь-нибудь заметного конфликта на национальной почве. Мне даже казалось, что местное население искренне любит нас, курсантов прославленного училища. Ежегодно его выпускники увозили в дальние гарнизоны Советского Союза и за рубеж десятки, сотни жён-аборигенок.
Вот именно, что казалось. Фарионы и тягнибоки именно тогда уже, оказывается, родились. Впрочем, это очень не простая тема и мне бы не хотелось ею омрачать наш славный день рождения училища.
…Вот странное дело, но когда сейчас встречаюсь с однокашниками по ЛВВПУ, и мы вместе вспоминаем заполошные курсантские будни, – невзгоды и даже злоключения из этих будней видятся мне в свете какой-то непонятной ностальгической дымки, и думаю, вспоминаю о них совсем, совсем беззлобно. Хотя известно: чем хуже становится память, тем лучше помнишь старые обиды. И, тем не менее, видит Бог, не лукавлю, но если бы снова начать, я бы выбрал совсем иную жизнь, даже близко не похожую на ту, что прожил. А вот львовские курсантские годы в ней бы непременно оставил нетронутыми. Оказывается, что они были совершенно счастливыми моими годами. Самое полное и безраздельное ощущение собственной молодости падает именно на это благодатное время. Казалось, что всё сумею, всё смогу, а впереди – только радостные и дерзновенные надежды. Родители мои были в расцвете сил. От девушек отбоя не знал, а на турнике запросто крутил солнце. И не было такого вида спорта, чтобы я не достигал в нём хоть каких-то успехов. И сто пар придирчивых глаз профессионально зорко следили за тем, чтобы я был всегда сыт, обут, как следует одет и ещё чтобы прилично постигал профессию, которую я и без того любил. При всём этом отлично ведь помню, как негодовал, как зло и ненавистно думал о дуболомности армейских порядков. (Некоторые мои коллеги до сих пор именуют училище бурсой.) А всё это оказалось ерундой и суетой всяческой! И не бурса училище для меня, а родная Альма-матер – искренне говорю, как перед Богом…
Традиционно все вузы измеряют свою историю и свои достижения теми выпускниками, которые добились каких-то значимых успехов. У военных учебных заведений едва ли не главенствующий критерий – число генералов-выпускников. Такая мерка для ЛВВПУ не годится. Хотя бы потому, что в военной журналистике и культпросветработе во времена Советского Союза генеральских должностей было в два раза меньше, чем пальцев на одной руке. Зато в послевоенные годы выпускники нашего училища возглавляли практически все военные издания Советской Армии и на 99 процентов все солдатские и офицерские дома и клубы. Мой очень близкий друг и однокашник Володя Чупахин шесть лет командовал главной военной газетой страны «Красной звездой», а Виктор Якимов – театром Советской Армии. И даже стал там генералом. Всё. Выше выпускнику ЛВВПУ шагать по служебной лестнице было некуда. Разве что менять профессию. Как это сделал Андрей Крайний. И в ранге министра РФ возглавлял Росрыболовство. В других республиках СНГ больше полусотни министров, депутатов и крупных бизнесменов, писателей – выпускников ЛВВПУ. А Цахиагийн Элбэгдорж вообще был президентом Монголии. Кстати, наши «львовяне» есть ещё в Болгарии, Чехи и Словакии, Эфиопии… Всего в 22 странах мира. Но чего они там добились – не ведаю. Зато знаю совершенно точно, что в безвестности выпускники ЛВВПУ, определённо, не прозябают. Серых мышек, невзрачных специалистов Львовское политучилище никогда не выпускало – не та закваска. И единственный момент, который всё же омрачит сегодняшние торжества – те выпускники ЛВВПУ, которые забыли идеалы нашей молодости и встали в ряды клинических украинских русофобов. Это опять же очень тяжелая и сложная тема, но и умолчать её было бы малодушием. Ибо плох и никудышный тот выпускник, который предал всё светлое, что было в нашей прошлой советской жизни. В любых условия можно и должно оставаться порядочным человеком.
…Сегодня я с радостью и с чистым сердцем подниму рюмку за день рождения своего родного ЛВВПУ».
Выпускники Брянского военно-политического училища:
Начало марта 1945 года.
Уважаемые эксперты и поисковики по Калининградской области, помогите, пожалуйста, установить точное место захоронения данного военнослужащего (большую часть информации биографического характера предоставили родственники данного военнослужащего): Дмитриенко Виктор Гаврилович, лейтенант.
http://www.obd-memorial.ru/memorial/imagelink?path=d84f53af-52f6-4a9a-b34f-f0e4767a9fea http://www.obd-memorial.ru/memorial/imagelink?path=3577c493-86d9-4549-979b-2c4e6ec95303
http://www.obd-memorial.ru/memorial/imagelink?path=cac9c586-a6ef-4dc6-83ac-cd93c58e89c8
Родился 8 ноября 1919 года в городе Брянске.
АВТОБИОГРАФИЯ
Я, Дмитриенко Виктор Гаврилович, родился 8 ноября 1919 года в городе Брянске Орловской области.
Отец работал заведующим редакции газеты "Брянский Рабочий", мать служила делопроизводителем в Брянском земельном отделе. В 1919 году отец по партийной мобилизации ушел на фронт, в Красную Армию, где служил в 1-м легком артиллерийском дивизионе 54-й стрелковой дивизии. В начале 1920 года он приехал в город Брянск, заболел сыпным тифом и умер.
До 1927 года мать продолжала работать в Брянске, в земельном отделе, воспитывая меня. В 1927 году она вторично вышла замуж за Новикова Прокофия Максимовича, работавшего мастером на заводе № 13 в городе Брянске. В 1928 году у них родился сын Юрий, мой брат по матери. С этого времени мать оставила работу в земельном отделе и мы жили на иждивении отчима, Новикова П.М.
В 1928 году я начал учиться в школе имени III Интернационала, где и окончил четыре класса. В 1932 году по причине комплектования школ учащимися по районам их местожительства был переведен в школу имени Н.К. Крупской, в пятый класс. Здесь вступил в пионеры, вел активную пионерскую работу.
В 1933 году отчим Новиков П.М. умер (заразился от заболевшего скарлатиной сына). Начиная с этого времени наша семья состоит из трех человек: матери, меня и брата Юрия. С 1933 года живем на иждивении матери, которая получает пенсию.
В 1934 году я окончил семилетку и поступил в Бежицкий (ныне Орджоникидзеградский) машиностроительный техникум, где учился три года, но, вследствие тяжелого материнского положения, в 1937 году поступил работать на завод имени С.М. Кирова в городе Брянске в качестве копировщика. Одновременно с этим я поступил на четвертый курс Брянского вечернего механического техникума при заводе имени С.М. Кирова, где продолжал учебу.
В 1938 году был переведен на работу чертежника, а затем техника по приемке и учету оборудования. В этом же году (1938) вступил в ВЛКСМ. В 1939 году был переведен на должность конструктора, готовил с отрывом от производства дипломный проект и в июне 1939 года защитил его. По окончании техникума был направлен на работу в завод имени С.М. Кирова контрольным мастером в ОТК. По собственному желанию был переведен на работу конструктора.
В настоящее время работаю в качестве старшего конструктора. В ВЛКСМ выполняю работу по поручениям, а с 1940 года - член Бюро комсомольской организации заводоуправления. В настоящее время - комсорг заводоуправления (с февраля 1942 года).
В августе 1941 года был эвакуирован вместе с заводом из Брянска в Усть-Катав, Челябинской области, где и проживаю сейчас с матерью и братом.
12.03.1942".
16.03.1943г. – был призван (доброволец) Катавским районным военным комиссариатом Челябинской области и направлен на формирование танкового корпуса (
).
Член ВКП(б) с 01.04.1944 г.
Апрель-июнь 1943 г. – учёба в полковой (дивизионной) школе, присвоено воинское звание «младший сержант».
В составе действующей армии (Западный фронт ), по всей видимости, с июня-июля 1943 г. ().
Справка: Во время Курской битвы боевыми действиями войск Западного и Брянского фронтов 12 июля 1943 года началось контрнаступление советских войск на северном фасе Курской дуги (Орловская операция). Основной удар нанесла 11-я гвардейская армия (бывшая 16-я армия; генерал-лейтенант И.Х. Баграмян) из района Козельска, вспомогательный удар — 50-я армия (И.В. Болдин). 12 июля в состав Западного фронта была передана 11-я армия (И.И. Федюнинский), 18 июля — 4-я танковая армия (В. М. Баданов) и 2-й гвардейский кавалерийский корпус (В.В. Крюков).
В конце июля 1943 года из состава Западного фронта в состав Брянского вместе с полосами были переданы 11-я гвардейская армия, 11-я армия, 4-я танковая армия и 2-й гвардейский корпус. Западный фронт сосредоточился на проведении Смоленской операции (7 августа—2 октября 1943 года; операция «Суворов»), при этом был усилен 21-й и 68-й армиями, 5-м мехкорпусом и 3-м гвардейским кавалерийским корпусом.
03.08.1943 г. – получил легкое ранение в боях под городом Орлом.
03.08-16.08.1943 г. – по ранению находился в эвакопункте (эвакогоспитале).
16.08.1943 г. – санитарным поездом был отправлен в тыл на лечение в город Киров.
28.10.1943 г. – по выздоровлению выписан из госпиталя.
07.11.1943 г. – направлен на учебу в Брянское военно-политическое училище (город Халтурин Кировской области). С апреля 1944 года училище было переведено в город Харьков (Украина).
Из истории о Львовском высшем военно-политическом училище (ЛВВПУ): 18 ноября 1939 года на основании Директивы Генерального штаба РККА создано военно-политическое училище с дислокацией в г. Брянске Орловской области. 18 января 1941 года училище производит свои первый выпуск. 1939-1941 годы — период становления училища. За это время оно подготовило для Красной Армии 941-го политработника.
С августа по октябрь 1941 года училище находится и действует в г. Боброве Воронежской области. С октября 1941 года по апрель 1944 года училище дислоцируется в г. Халтурине Кировской области. За годы Великой Отечественной войны им подготовлено свыше 8 тысяч офицеров-политработников. Тринадцать патриотов, обучавшихся в его стенах, стали героями Советского Союза. Среди них М.А. Булатов, П.Е. Гора, М.В. Филимонов, Н.Я. Казаков, М.Г. Замула, М.Г. Гайнутдинов, Ф.П. Ефремов.
В апреле 1944 года училище переводится в г. Харьков и дислоцируется там до 1947 года. В феврале 1947 года училище становится Львовским военно-политическим. Свой первый выпуск во Львове училище производит в 1950 году. Взято здесь: http://www.baltlev.ru/dejatelnost/proekty/883-rodnaja-kollektsija.html
Член ВКП(б) с 1 апреля 1944 г.
29.08.1944 г. – окончил обучение в училище, получил первичное воинское звание «младший лейтенант». В последующем был направлен в Горьковскую область, где проходил службу в составе полка офицерского резерва.
Декабрь 1944 г. – передислокация на фронт в Действующую армию в составе воинской части (воинской команды ) через Литву, Польшу, в Восточную Пруссию.
В конце декабря 1944 г. – начале января 1945 г. младший лейтенант Дмитриенко В.Г. был зачислен в штат 758-го стрелкового полка 88-й стрелковой дивизии (в/ч ПП 36436).
Принимал непосредственное участие в боях в ходе проведения Восточно-Прусской наступательной операции (13.01 – 25.04.1945 г.).
07.02.1945 г. – получил легкое ранение в боях под городом Ландсберг (Восточная Пруссия, ныне территория Польши). Проходил лечение госпитале для легкораненых № 2889 в городе Хайльсберг (Восточная Пруссия, ныне территория Польши) в период с 07.02 по 16.03.1945 г.
17.02.1945 г. – за мужество и отвагу, проявленные в боях был представлен командованием 758-го стрелкового полка к награждению орденом Красной Звезды.
Краткое, конкретное изложение личного боевого подвига или заслуг: "Тов. Дмитриенко в боях с немецко-фашистскими захватчиками проявил себя смелым и мужественным офицером. Систематически организовывает комсомольский актив на выполнение боевых задач командования. При наступлении на д. Гросс-Ленгвальде противник не давал возможности продвигаться нашим подразделениям. Тов. Дмитриенко организовал комсомольцев батальона и сам, идя впереди, повел в атаку, чем увлек личный состав, который стремительно ринулся вперед и выбил противника из населенного пункта, где захватил 2 орудия и 5 станковых пулеметов. При попытке противника ворваться в город Ландсберг тов. Дмитриенко, находясь в боевых порядках, организовал личный состав на отражение контратак, принимая личное участие. В бою тов. Дмитриенко был легко ранен, но не оставил поле боя, пока противник не был отбит от города. Систематически занимается ротной комсомольской организацией, воспитанием личного состава в духе преданности Родине и ненависти к врагу.
Достоин Правительственной награды - ордена Красной Звезды.
Командир 758-го стрелкового Минского ордена Александра Невского полка майор Коваленков
17 февраля 1945 года.
Заключение вышестоящих начальников:
Достоин Правительственной награды.
Начальник политотдела 88-й стрелковой Витебской Краснознаменной ордена Суворова дивизии подполковник Попков
19 февраля 1945 года.
Достоин Правительственной награды - ордена Красной Звезды.
Командир 88-й стрелковой Витебской Краснознаменной ордена Суворова дивизии гвардии полковник Мальцев
20 февраля 1945 года".
От имени Президиума Верховного Совета СССР, за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом доблесть и мужество Приказом по частям 88-й стрелковой Витебской Краснознаменной ордена Суворова дивизии № 017/н от 4 марта 1945 года младший лейтенант Дмитриенко В.Г. был награжден орденом Красной Звезды.
По всей видимости, в начале-середине марта 1945 г. младшему лейтенанту Дмитриенко В.Г. было присвоено очередное воинское звание "лейтенант".
Находясь в госпитале Дмитриенко В.Г. написал несколько писем домой родным. Вот одно из них, датированное 5 марта 1945 года: "Здравствуйте, дорогие!
Сегодня прогуливался с ребятами по улицам этого немецкого городка (Прим. - Хайльсберг). Погода прекрасная - мягкий зимний день, но всё кругом так чуждо, что всё время встают в памяти родные края и родной наш Брянск. Здесь есть некоторое количество "мирных", так называемых цивильных немцев (фрау и фрицы преклонного возраста). Их заставляют кое-что делать и я [..........] наблюдаю за тем, как они [.........] занимаются очисткой улиц и дворов [...................] Пленные солдаты приветствуют наших офицеров, а цивильные угодливо снимают с голов шапки при встрече с нами.
В общем можно сказать, что немцы наконец поняли, что значит русский народ и Россия. Недалек уже день, когда прогремит последний выстрел на поле сражения, а у вас, в тылу загремят победные салюты. В этот радостный день мы, фронтовики, всем сердцем и душой будем с вами, дорогие наши родные!
Живу всё также хорошо. Стараюсь отдохнуть от фронтовой жизни и развлечься немножко: читаю, смотрю кино. Чувствую себя отлично.
На днях к нам приходил фотограф. Я сфотографировался, но не вполне удачно: говорят, что на самом деле выгляжу лучше. Впрочем, решил послать вам эту карточку - посмотрите, каким я стал в 1945 году. На костюм и прическу не обращайте особенного внимания: волосы растрепались от ветра, а одет во фрицевскую кожанку. Приодеться лучше не было времени - торопили ожидающие в очереди к фотографу.
Вот пока всё. Пишите, как живете, как здоровье.
Крепко всех целую, а маму вдвойне.
Ваш всегда. Подпись".
16.03.1945 г. – был выписан из госпиталя и направлен для дальнейшего продолжения службы в распоряжение в/ч ПП 33850 (Отдел кадров 31-й армии) - (согласно информации, взятой из письма (справки) от 21.07.1945 г., № 117, подписанной начальником госпиталя - в/ч ПП 20798 (2889 ГОСПИТАЛЬ ЛЕГКОРАНЕНЫХ) майором медицинской службы Рябовым).
С сайта http://www.soldat.ru/hospital.html
Номер лечебного учреждения: 2889
Тип лечебного учреждения: Эвакуационный госпиталь
Место дислокации: Хайльсберг
Район дислокации: Восточная Пруссия
Лечебное учреждение находилось в этом районе с 11.02.1945 по 17.04.1945
04(14).04.1945 г. – был убит в бою (). Информация неточная - сведения о дате, месте и обстоятельствах гибели в настоящее время уточняются.
На момент гибели лейтенант Дмитриенко Виктор Гаврилович находился в должности комсомольского организатора 2(3)-го стрелкового батальона 758-го стрелкового Минского ордена Александра Невского полка 88-й стрелковой Витебской Краснознаменной ордена Суворова дивизии (71-й стрелковый корпус, 31-я армия, 3-й Белорусский фронт).
На момент гибели лейтенанта Дмитриенко В.Г. его родственники проживали по адресу: Челябинская область, посёлок Усть-Катавский, ул. Мастерская, дом 14 «А».
На запрос родственников о месте гибели лейтенанта Дмитриенко В.Г. пришло письмо от начальника отдела кадров в/ч 48828 (Политуправление 1-го Украинского фронта (с 7 июля 1942 по 20 октября 1943 года - Воронежский фронт) полковника Любимова от 15.06.1946 г., № 521, в котором сообщается, что лейтенант Дмитренко В.Г. погиб 14.04.1945 г. в районе города Хайлигенбайль (Восточная Пруссия), что южнее города Кёнинсберга, где и был захоронен (). Подробности гибели не известны.
В настоящее время город Хайлигенбайль переименован – с 1947 года - город Мамоново Багратионовского района Калининградской области, Российская Федерация.
В списках воинского захоронения –
Страна захоронения Россия
Регион захоронения Калининградская обл.
Номер захоронения в ВМЦ 39-15
Место захоронения Багратионовский р-н, г. Мамоново
Дата создания современного места захоронения 27.02.1945
Дата последнего захоронения 27.02.1945
Вид захоронения братская могила
Состояние захоронения хорошее
Количество могил 1
Захоронено всего 1075
Захоронено известных 1075
Захоронено неизвестных 0
Кто шефствует над захоронением в/ч 51061; Мамоновский городской Совет
http://www.obd-memorial.ru/memorial/imagelink?path=bed32937-3d98-49cc-a774-703dde136069
лейтенант Дмитриенко Виктор Гаврилович не значится и в настоящее время до сих пор не увековечен!
Являлся кавалером ордена Красной Звезды: http://www.podvignaroda.ru/?n=37623562
Здравствуйте! Информация к размышлению. 
Из книги памяти Челябинской области: http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=401298659
дата гибели 09.03.1945.
В обд по донесениям 88сд бои в это время шли в округе Кенигсберг
http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=57340216&page=2
http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=6419464
Была еще одна 88 гв.див. вела бои в этот период в округе Бранденбург
http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=4255320
Из ее отдела кадров и пришла наверное "отписка"
"...На запрос родственников о месте гибели лейтенанта Дмитриенко В.Г. пришло письмо от начальника отдела кадров В/Ч 48828 (Политуправление Воронежского фронта (1-го Украинского фронта) полковника Любимова от 15.06.1946 г., № 521. Сообщается, что лейтенант Дмитренко В.Г. погиб 14.04.1945 г. в районе города Хайлигенбаль (Восточная Пруссия), недалеко от города Кёнинсберга, где и был захоронен. Подробности гибели не известны." С уважением, Игорь.
Правильное официальное наименование соединения: 88-я стрелковая Витебская Краснознамённая орденов Суворова и Кутузова дивизия (II ф)...
Фамилия курсанта Ивана Никифоровича Забрадыгина в материалах, размещённых на ОБД-Мемориал, увы, не значится:«НКВД СССР
Главное управление милиции
24 августа 1943 г.Оперативная сводка № 12
О наиболее характерных происшествиях по Союзу ССР, по материалам, поступившим на 24 августа 1943 года.
УБИЙСТВО
Раскрыто ПО ЧКАЛОВСКОЙ ОБЛАСТИ
В июле мес. с.г. в г. Чкалове было совершено убийство курсанта Брянского военно-политического училища ЗАБРАДЫГИНА Ивана Никифоровича.
24 июля с.г., на основании агентурных данных, вскрыта и арестована группа воров в количестве 6 человек, занимавшаяся квартирными кражами.
В процессе расследования установлено, что в ночь на 22 июля с.г. преступники пытались совершить кражу в одной квартире, но были замечены хозяином, который находясь во дворе стал кричать.
В это время недалеко от дома проходил курсант ЗАБРАДЫГИН, который пытался задержать убегающих преступников.
Один из преступников КУЗЬМИЧЕВ, имея при себе пистолет «ТТ», выстрелил из него и убил ЗАБРАДЫГИНА.
При аресте у КУЗЬМИЧЕВА изъят пистолет «ТТ».
Следствие продолжается».Шансков Александр Зиновьевич 1917 г.р., уроженец села Верхняя Ярославка Сосновского района Тамбовской области. Призван 29.10.1941 года Таганским РВК Москвы. Офицер 5 гв вдбр, лейтенант. Пропал без вести в сентябре 1943 года. Информацией поделился Болдинский Геннадий Васильевич, исследователь истории Днепровской воздушно-десантной операции. http://www.obd-memorial.ru/html/info.htm?id=75551015&page=6
http://www.obd-memorial.ru/memorial/fullimage?id=75551020&id1=663ac5df3445eaf239950477f0f46fa7&path=Z/012/033-0170478-0044/00000591.jpg
Из моей почты:Юрий Петрович, здравствуйте!
Мой отец Скуратовский Семён Петрович 1929 г.р., уроженец украинского города Бердичев, начиная с осени 1946 года, последовательно учился на военного политработника в Харькове и Львове. Судя по всему, его альма-матер – Харьковское ВПУ, ставшее с 1947 года Львовским. Впоследствии это легендарное Львовское высшее военно-политическое ордена Красной Звезды училище.
Выпустился папа в 1950 году. То есть он – один из представителей первого по счёту львовского выпуска озвученного выше училища.
Призван же вообще он был в августе 1946-го, а Военную присягу принял спустя три месяца – в ноябре всё того же 1946 года.
Из военного училища выпустился в звании младшего лейтенанта во внутренние войска МГБ СССР, в связи с чем в 1950-1953 гг. – непосредственный участник чекистско-войсковых операций по разгрому на Западной Украине бандеровских банд.
С 1953 же года служил в Магадане. Но впоследствии жил и трудился в Петропавловске-Камчатском.
К сожалению, в Военном билете папы в графе о полученном военном образовании военкоматовские работники вписали отсебятину – про мифическое Львовское училище войск МГБ СССР...
Полковник в отставке Константин Александрович Непейвода – ветеран-фронтовик из рядов воинов 24-й стрелковой Самаро-Ульяновской Бердичевской четырежды Краснознамённой орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Железной дивизии (II ф); в 1960-х/1970-х гг. он – заместитель по строевой части начальника Львовского высшего военно-политического ордена Красной Звезды училища:
От проживающего в столице Украины городе Киеве выпускника 1966 года журфака Львовского ВВПУ Владимира Стефановича Чикалина: «Избирательность нашей памяти уникальна. Из своих глубин она поставляет дивные подробности. Я, например, до сих пор помню номер своего карабина своего отдельного полка связи 17 киевской воздушной армии. Помню подробности того летнего дня 1962 года, когда я переступил КТП, выходя на новый путь в своей жизни. На мне – парадная форма, за плечами вещмешок и скатка шинели. Бросил последний взгляд на закуток, где я еще вчера дежурил за коммутатором полка. В учебной роте я приобрел специальность механика дальней телефонной связи. Вот таким образом использовали за «специальностью». От полка до Львовской площади – несколько сот метров, трамваем № 2 доезжаю до «жд» вокзала и поезд отбыл во Львов-город моей будущей курсантской юности. И вот я стал абитуриентом первого набора на факультет журналистики Высшего военно-политического училища СА и ВМФ. Так оно называлось до открытия через несколько лет широкой сети политических училищ. А тогда оно было единственным в таком роде и уникальным. Так, до него принимали на учебу лишь военнослужащих. Это уже потом стали принимать со школьной скамьи. А мы, абитуриенты первого набора в 1962 году имели не только армейскую закалку, но и трудовую. Я, например, до службы три года работал в шахте в Донецке, Саша Хорунжий- помощником машиниста тепловоза, Боря Карпов – школьным учителем. Мой будущий друг главный старшина Володя Осипов четыре года плавал шифровальщиком на атомной подводной лодке и потом по распределению попал в Гремиху в базовую газету и прослужил в Заполярье свыше 20 лет до замены на Балтийский флот. Кстати, когда мы возвратились с первых зимних каникул, увидели Славу Рыбникова – совсем юного курсанта с не нашими погонами. Он после школы поступил в ракетное училище и его отец – ответственный работник Главпура перевел до Львова. Так обошли требование относительно условий приема до нашего училища. Мы снисходительно относились к новичку: он оказался хорошим парнем и единственный в нашей группе дослужил до генерала, доктора исторических наук. А встретился с ним с 1968 году в редакции газеты Центральной группы войск «Советский солдат», где мы его называли королем репортажа. А через 2 года в звании старшего лейтенанта поступил в Военно-политическую академию. Встретились мы с ним через 18 лет в Алма-Ате, куда он прибыл как лектор для чтения в войсках лекции о материалах очередного партийного съезда.
Но это я забежал вперед на многие годы. А тогда для поступления на факультет журналистики вызвали около 100 служивых, а принять должны были 30. Когда познакомился с некоторыми из них, подумал- куда мне тягаться с ними: среди них были даже члены Союза журналистов СССР, имели гроссбухи напечатанных материалов. Нас вывезли на Яворский полигон. Там мы до обеда строили столовую, а после преподаватели проводили консультации. После первого экзамена- сочинения почти половина претендентов сошла с дистанции. И вот финал: 1 сентября 1962 года в курсантской форме, с полевыми сумками за плечами после торжественного построения заняли места в учебных аудиториях.
Все тогда для нас было новое: первое знакомство с начальником курса капитаном Валентином Кузнецовым (он был командиром групп первокурсников и третькурсников). Он на всю жизнь покорил нас душевностью, добротой и справедливостью. За четыре года он никому из нас не объявил взыскания. Его замечание было для нас куда результативнее выговора. Валентин Кузнецов дал мне рекомендацию в члены партии, был посажены отцом на моей свадьбе уже после окончания училища. Все мы заслушивались лекциями по истории журналистики начальника кафедры полковника Михаила Свинаренка. Он был участником боев на Малой земле (почти все его преподаватели кафедры тоже были фронтовиками), по-отечески заботился о нашей профессиональной подготовке. Через всю жизнь несу негасимую память про начальника факультета полковника Юрия Мошкова. Судьба с ним свела в 1968 году в Чехословакии. Ему доверили возглавить создаваемую в Миловицах газету Центральной группы «Советский солдат». Он отобрал для редакции и трех своих бывших воспитанников. Я прибыл с газеты Киевского округа «Ленинское знамя», Слава Рыбников – с дивизионки Таманской дивизии, Толя Шестернев – с «дивизионки» в ТуркВО. С Праги до штаба группы добрался под вечер (по дороге газик коменданта одного с районов столицы неизвестные обстреляли). Я сделал вывод – приехал не на блины к теще. Замечу, что участникам вхождения в Чехословакию в 1968 году присвоили в Украине статус УБД, а вот моим бывшим однокурсникам из России – нет. Их того вечера я увидел в помещении без окон, на полу – матрасы, на которых сидели, лежали офицеры редакции. Тут меня обнял редактор полковник Машков и вручил 50 крон со словами; «Это тебе на пропитание, пока не поставят на довольствие». На следующее утро выдали оружие и я в составе сформированной группы отбыл в Млада Болеслав для подготовки материалом для первого номера газеты. Первый номер «Советского солдата» вышел 28 декабря 1968 года под девизом свято выполнять интернациональный долг. Я был свежей головой по номеру, выпуск которого проводился на походной автотипографии. Замредактора полковник Луканин разбил бутылку шампанского о ротационную машину, а вторую мы распили…
Газета при редакторе Мошкове быстро завоевала авторитет не только среди наших воинов, Бывая в подразделениях ЧНА, я с гордостью видел подшивки нашей газеты. Основы дружбы и сотрудничества заложил Юрий Григорьевич, впервые пригласив чехословацких коллег 5 мая 1969 на празднование Дня советской печати. Были на первой встрече главный редактор «Руде право»,руководители военной печати до редактора районной газеты. Первый тост провозгласил полковник Мошков. Было интересно наблюдать, как менялось настроение гостей от тоста до тоста: от напряженности на в лицах до первых улыбок и братания. Мы потом вместе с нашими коллегами готовили обменные полосы в своих изданиях, ездили в командировки, дружили с ними. С того времени сохраняю медаль ЧНА «За укрепление братства по оружию», почетный знак Общества чехословацко-советской дружбы, который вручила его председатель Густа Фучикова – вдова чешского патриота Юлия Фучика, автора «Репортажа с петлей на нее»… Давно нет в живых нашего бывшего начальника факультета и редактора "Советского солдата" Юрия Мошкова, но он живет не только в нашей памяти, а й названиях книг, которые редактировал в редакции Воениздата.
Как сложились судьбы нашего курса? Из 30 до выпуска дошли 26. Первого отчислили командира группы красавца-грузина за развод с женой. Два курсанта сами покинули учебу и их отправили дослуживать в войска. А курсант Виктор Смирнов на летних каникулах побывал у своего именитого земляка поэта Твардовского, который замолвил слово для поступления в Литературный институт. Вернувшись с отпуска, он «заболел» на голову, комиссовался и закончил кузницу писателей. Потом он стал известным поэтом в России. Еще двоих исключили… за воровство у нас денег. До сих пор не могу понять, как они прошли через сито отбора при поступлении…
Старшина курса Леша Якутин продал родительский дом и купил самый дорогой на тот час фотоаппарат. Брал уроки у лучшего фотожурналиста и сам преуспел. Стал участником международных конкурсов, в звании капитана 1 ранга был фотокорром «Красной звезды», «Советского военного приложения» личным фотографом министра обороны России. Вообще наши моряки далеко пошли. Мой друг Николай Гавриленко закончил службу капразом в должности ответственного секретаря «Морского сборника». Вместе с ним работал тоже капитан 1 ранга наш училищный композитор Виталий Оппоков. Старшим преподавателем на кафедру журналистики возвратился с морской газеты капитан 1 ранга Костя Мамлыга... Он первым стал читать курс лекций о истории печати Украинской повтсанческой армии.
На высокой должности работал в «Красной звезде» наш бывший командир группы Харис Абдулов. Работал посткорром «Красной звезды» наш золотой медалист полковник Борис Карпов, а «Советском воине» полковник Александр Хорунжий. В отделе печати Главпура хорошо зарекомендовал себя полковник Анатолий Шестернев. На долю нашего однокурсника Бориса Лалаева выпал Афганистан. Будучи редактором дивизионной газеты, был ранен, награжден медалью «За боевые заслуги»… Душой курса был затейник и пародист Иван Зенов, который метко и незлобно «изображал» от начальника училища и многих преподавателей, почти всех нас. Пример тому – посвящение нашему сокурснику Александру Макарову (тоже ныне покойного): «Нам из газетов шлют приветы. Шлют в добрый путь- не на Парнас, Туда, где вовсе нет поэтов. И где Макар телят не пас». Нет среди нас незабвенного балагура и пародиста Ивана Зенова, курсового запевалы Бориса Довганя, тонкого ценителя классической музыки Вячеслава Вяльцева, нашего командира группы ответственного сотрудника «Красной звезды» Хариса Абдулова Ранение в Афганистане укоротило жизнь Бориса Лалаева. Журналистский путь завершил в Санкт-Петербурге Андрей Алябьев. 30 лет отдал редактированию «Можайского вестника» Владимир Парфенов, который умер за выпуском газеты… На перекличке не будет и полковника запаса Константина Мамлыги.
В родном училище я побывал ровно через 25 лет – в 1991 году после выпуска. Как заместитель председателя государственной комиссии принимал экзамены у журналистов. Как наших, так и с Афганистана, некоторых стран Африки. Представители Варшавского Договора на тот час уже покинули политучилище- В СССР была упразднена статья Конституции о руководящей и направляющей силе КПСС и для них наш диплом уже был ни к чему. Понимало руководство училища и члены госкомиссии бесперспективность существования училища в таком статусе. Был подготовлен проект преобразования его в Военный институт культуры с 5-летним обучением. Но после ГПЧКа этот документ положили в долгий ящик. Символически, что в год последнего выпуска умер его многолетний руководитель и наш любимец генерал Иван Липенцев. Тело его выставили в новом клубе и когда я проходил мимо гроба, подумал: С Иваном Михайовичем отошла в прошлое эпоха и история уникального училища… На его месте ныне Национальный институт Сухопутных войск имени гетмана Петра Сагайдачного. Это уже другой вуз. С другими программами обучения, другими преподавателям и другим укладом жизни и воспитания.
Снова и снова вспоминаю своих друзей выпускников уже далекого 1966 года. Разные по характерам, они все были настоящими патриотами, журналистами-профессионалами. Припоминаю такую историю. Когда осенью 1962 возник кризис на Кубе, все мы, первокурсники. Не сговариваясь написали рапорта с просьбой добровольцами направить на остров Свободы. Начальство училища оценило наш порыв, но заметило, что на нашу долю еще выпадут испытания… Так оно и случилось, все мои сокурсники с честью сдали главный экзамен на офицерскую честь, верность избранной профессии!
На снимках: момент выпуска в июле 1966 года, мой диплом».
От ветерана военной журналистики полковника в отставке Михаила Захарчука (г. Москва): «Осенью 1984 года на афганской войне погиб Глезденёв Валерий Васильевич. На нашем курсе факультета журналистики Львовского высшего военно-политического училища 1973 года выпуск он был самым низкорослым курсантом. И, наверное, самым ярким его представителем. Полыхающей кометой пронёсся этот удмуртский парень по небосклону советской партийно-политической печати и погиб на афганской войне – возможно, самая достойная смерть для военного журналиста.
Родился Валерий в деревне Юмьяшур, Алнашского района Удмуртии. Деревня расположена на правом берегу реки Варзинка и входит в Варзи-Ятчинское сельское поселение. Это в 87 километрах от Ижевска. Окончил Варзиятчинскую среднюю школу. Некоторое время поработал в районной газете, а осенью 1968 года призван в армию. На следующий год поступил в ЛВВПУ. Учились мы с ним в одной группе. Это значит, что расставились лишь на восемь часов сна, а всё остальное время каждодневно и даже ежечасно мозолили глаза друг другу. Ко мне Валера проникся почему-то симпатией и стал донимать просьбами… взять над ним шефство. Типа того, что я, мол, выходец из далёкой удмуртской деревни, мне «культур-мультур», дескать, не хватает и потому ты меня малёк поднатаскай. Говорю ему, это в цирке натаскивают, а культуру повышают, углубляют, я не знаю – расширяют, что ли. Но только ты как бы не по адресу, поскольку я сам из украинской деревенской глубинки. Обратись лучше к Саше, которого мы эстетом кличем. Нет, стоит на своём: Саня – мямля, а я хочу, чтобы ты меня «углублял и расширял». Тем более, что мы с тобой борцы.
Что правда, то правда. С первого курса буквально нас с Валерой зачислили в команду по самбо, вольной и классической борьбе. Его – «мухачём» – наилегчайший вес, меня – «тяжем» – вес более 100 килограммов. Он в припрыжку и с радостью всегда бежал на тренировки, а для меня они все четыре года представлялись мукой мученической. Перед каждым состязанием я вынужден был «набирать вес», как симментальский бычок: жрать ненавистную перловку, пить тёплый чай, а перед самым взвешиванием ещё и свинцовые кругляши к собственным гениталиям подвешивать. Чтобы весы показали 100 кг 800 гр. Но всё это ерунда. Меня больше всего бесило то обстоятельство, что после изнурительных тренировок, особенно зимой в холодном спортзале, нельзя было элементарно принять душ. А могли мы лишь смыть пот холодной водой из-под крана, накинуть шинель на спорт костюм и так следовать в столовую, где нас ждала всё та же ледяная перловка, хвост хека или задубелая котлета. Всякий раз я не просто роптал – возмущался. Валерка меня терпеливо успокаивал. Сам он относился к нашим «тяготам и лишениям воинской службы» куда как терпимее. Из чего нетрудно было сделать вывод о том, что его детство прошло в ещё более спартанских условиях, чем моё. Он и физически выглядел много крепче, выносливее меня. Впрочем, из этого обстоятельства проистекали его недостатки – неряшливость, прежде всего. Да, я забыл упомянуть. Взявшись всё же за наставничество, я строго-настрого предупредил Глездона (к тому времени за ним уже прочно закрепилась эта кликуха, как за мной – Захар): слушаться меня будешь беспрекословно. И никогда не возмущайся моими замечаниями – для тебя же, дурака, старюсь. Как только «залупишься», что за тобой часто водится и это главный твой недостаток, так я и умою руки. А чтобы каждый раз на людях тебя жестко не окорачивать, я стану напевать на любой мотив: «Коротышка был голодный, проглотил утюг холодный». После чего ты всегда должен 12 раз проводить языком по верхнему нёбу и успокаиваться. «Лады?» – «Лады» – «Начнём с того, что будем бороться против твоего запаха» – «Запах, как запах. Женщинам даже нравится» – «Может быть. Но с женщинами ты, дай бог, раз-два в месяц якшаешься, а с нами – круглые сутки. Поэтому для начала покупаешь тальк для ног и «Шипр» для тела». Пошёл, купил, не обиделся.
Дальше моё наставничество развивалось всяко-разно – всего и не упомню. Но мне даже понравилось. Валерка читал книжки, которые я ему рекомендовал, ходил со мной по музеям, в картинную галерею, в местные театры. В литературную студию при окружной газете «Слава Родины» я его определил. И вообще дружок какое-то время чаще шутейно, но иногда серьёзно прислушивался к моим рекомендациям. Самый высокий среди нас Костя Яблонский слыл великолепным прикольщиком. На привале «доверительно» рассказывает Глезденёву: «Как, ты не слышал, что в Красноярском крае обнаружили Йети – снежного человека? Ну ты, брат, отстаёшь от жизни. Это такая здоровенная детина, что ступня у него, не поверишь – два метра! У тебя рост какой?» – «Метр шестьдесят три» – «Вот-вот, у него – писюн такой». Валера мгновенно наливается кровью и с кулаками лезет на Костю, который в два раза выше его. А я запеваю про коротышку. Взрывной драчун мгновенно успокаивается. С Валерой всегда можно было поладить.
Однажды Глезденёв написал заметку об мне, как бы о своём наставнике, в нашу училищную многотиражку «Политработник». Разумеется, руководствуясь при этом самыми благими соображениями. Так мне и теперь кажется. Но форму избрал, прости Господи… Впрочем, судите сами: «Мы ехали на полигон в крытой машине. Стоял сильный мороз, и метель завывала. Мы все продрогли до костей. И тут курсант Захарчук запел: «И только крепче выходила из огня, суровая, доверчивая Русь. Ну, как ты обходилась без меня? А я вот, без тебя не обойдусь!» Друзья говорят:
- Хорошо поешь, Михаил. С таким голосом – шел бы ты лучше в консерваторию!» (Точь-в-точь как в Бунинских «Темных аллеях»: «Шел бы ты, Мещерский в монахи!»)
На что «герой», то есть, я с пафосом отвечал: «Да, нет, ребята, я уже избрал свой жизненный путь. Буду военным журналистом!».
Пришлось мне 12 раз проводить языком по нёбу, прежде чем затеять воспитательную беседу с Валерой. Он поначалу искренне удивлялся моему негодованию. И лишь спустя время понял, какую злую шутку со мной сыграл. Потому как после его, как самому ему казалось, хвалебной заметки, меня всякий раз ребята глумливо приземляли, ежели я где-нибудь «высовывался»:
- Захар, шел бы ты лучше в консерваторию!
Грамотёжка у Валеры поначалу сильно хромала. Правда, и я тоже не мог ею похвастаться. Поэтому, занимаясь с дружком, и сам с удовольствием рылся во всяких «букварях». Но если, кроме шуток, то у каждого из нас уже тогда присутствовало понимание: великий русский язык, его правописание – наш хлеб в недалёком будущем. Тем более, что Глездон усиленно затачивал себя на грядущее серьёзное литературное творчество. Стебаясь и ёрничая часто подчёркивая: «Я – единственный представитель великого удмуртского народа – военный журналист!» Потом поднял планку и стал сам себя именовать «представителем великого удмуртского народа – военным писателем». А ведь известно, что в каждой шутке лишь доля шутки. И потому я его всегда осаживал: «представителю великого удмуртского народа» не приличествует произносить «Иголка». Он должен говорить: «игОлка».
Глезденёв никогда не был трусом, часто даже перебарщивая в смелости. И потому она у него сплошь и рядом превращалась в безрассудство. Плюс ещё мог вспылить, как сухая спичка. Много лет спустя, когда Валера уже работал в газете «Фрунзевец» Краснознамённого Туркестанского военного округа, его ведь не зря там прозвали распространённой военной аббревиатурой «ВВ» – Валерий Васильевич – взрывчатое вещество». А в самом начале первого курса стоял Валера караульным на гарнизонной гауптвахте. Охранял особо опасных заключённых, находящихся под следствием. Один бандюк решил сбежать. Каким-то непостижимым образом открыл камеру и только высунул морду лица в дверь, как был остановлен зычным окликом Глездона: «Ты куда, суччара?!» – «Да пошёл, салага…» Бандюк не успел закончить презрительной фразы, как над его головой протяжно чавкнула длинная автоматная очередь. Смельчак наложил в штаны. А нашего сокурсника долго потом тягали и пытали, почему он действовал столь опрометчиво, не по уставу. Но потом, как у Высоцкого: «Очухались и дали приз-таки» – десять суток отпуска с выездом на родину. Мы втайне завидовали герою-удмурту с берегов Варзинки…
Ещё Валера имел некоторую слабость к спиртному и к женщинам выше себя ростом. То, и другое спокойствия, умиротворения в его вечно мятущуюся душу, в микроклимат нашей второй группы не привносило. Валерку периодически отлавливал в нетрезвом состоянии городской патруль, а мы с такой же регулярностью вынуждены были рассматривать его на новом витке партийного влияния. Ничего другого командирам и политработникам не оставалось: «Глездона» плотно опекал и протежировал ему сам Непейвода, как лучшему в училище борцу – мухачу. Говорят, был даже случай, когда «страшный полковник» лично приволок в дрободан пьяного «представителя великого удмуртского народа» на контрольно-пропускной пункт и велел испуганным дневальным отнести его в расположение факультета. Никому и никогда подобных королевских поблажек начстрой не делал. Сейчас мистически думаю о том, что, верно, «дядя Костя» единственный из всего нашего училища, словно предвидел, что судьба отмерит Валерке такую короткую жизнь – всего на год больше, чем Иисусу Христу…
Крепче всего Глезденёв дружил с Васей Ткачёвым из первой группы.
«Ну что тебе сказать, Михась,- Глездон – большой кусок моей жизни. На одни из коротких зимних каникул я его пригласил к себе в белорусскую деревню Гута. А уже летом я поехал к нему в Удмуртию. Мы здорово помогли родителям Валерки – Василию Трофимовичу и Марфе Николаевне – по хозяйству. Привели в порядок двор, ездили в лес, чтобы дров на зиму напилить. Колхозу подсобили в заготовке сена. Косили его на живописных берегах Камы. Гостили в райгазете, где дружок работал до армии. Приняли нас там очень тепло. Просить присылать заметки. Потом я в этой районке печатался часто. Ну, и Удмуртия, как ты понимаешь, стала для меня близкой. Ведь моя нынешняя жена Валентина была на постое у Глезденёвых, как прикомандированная на уборочную страду. Вот я её и увёз на всю оставшуюся жизнь. Василий Трофимович и Марфа Николаевна даже устроили нам приличную вечеринку по этому поводу. После окончания училища мы приехали с женами в его родной Юмьяшур (Валерка уже женился на Наташке), отметили там выпуск, и разлетелись по далям дальним: я – в Ашхабад, Валерка – в Хабаровск. После гибели Валерки я написал очерк «Варзинка – исток-река». Он печатался в журнале «Молот», звучал по удмуртскому радио, напечатан в книге, изданной к юбилею Удмуртии. В нем я предложил назвать именем Валерия Глезденёва среднюю школу, в которой он учился. Так потом и случилось. Приезжали мы с Валентиной в Юмьяшур и потом. С нами был друг Валерки, писатель Герман Ходырев. Помянули ВВ. А осенью 1991 года я с женой и младшим сыном Юрием побывали на могиле ВВ в Ташкенте. К нам присоединились наш однокашник Юрий Попов и вдова Наталья. Ты, верно, знаешь, что она похоронена рядом с Валерой».
Вспоминает Владимир Чупахин: «Валера Глезденев был таким парнем, который и краюху последнюю пополам с тобой разделит, и в наряде, если надо, подменит, и вообще в любой ситуации поможет. Помню, самый первый выезд «на картошку» на первом курсе. – О, да ты я вижу парень городской! – подсел он ко мне, видя, что моя корзинка наполняется не так быстро, как следовало. – Смотри, как надо! – И его умелые, ловкие пальцы принялись с немыслимой скоростью выковыривать из мокрой от дождя борозды скользкие картофелины. В общем, и свою норму Глезденев перевыполнил, и меня из безнадежно отстающих вытащил. С этого эпизода и завязалась наша крепкая, многолетняя дружба.
Памятна история, когда Валерка на первом курсе всех нас стал агитировать посылать свои первые творческие опыты – стихи, рассказики, зарисовочки и т.д. в районную газету «Алнашский колхозник», которая выпускалась в его родных местах.
- Понимаете, – объяснял он. – В моем районе выходит две версии газеты: одна на удмуртском языке – с ней все в порядке. А вот в русской районке – проблема с материалами: местные ее с удовольствием читают, но сами на русском не пишут. Редактор жаловался мне, что очень часто заполнять номер просто нечем. А ведь я знаю, братцы, что почти у каждого из вас есть какие-то сочинения о природе, о жизни… Давайте их мне, я буду пристраивать.
Сначала это было встречено со смешками и подколками. Но потом… На первом курсе мы в основном все были еще полные неумехи и профаны, хотя и с претензиями на «гениальность». Конечно, каждый что-то потихонечку пытался кропать, а порой в робкой надежде посылал свои творения в окружную газету, а то и в «Советский воин» или даже «Красную звезду». В ответ, как правило, приходили вежливо-разгромные отказы в публикации. У меня самого такая печальная судьба постигла некий поэтический опус с дурацким названием «Утро молодости» и пару, как я теперь понимаю, совершенно наивных новеллок на житейские темы. Подумалось: «Ну, может, хоть алнашским колхозникам это будет интересно», и без особых иллюзий я отдал все Глезденеву. И Петя Грень с Пашей Дмитрюком что-то отдали ему. А Юрка Попов, отвалил, помнится, целую подборку не таких уж слабых, но отвергнутых военной прессой стихов. И кто-то еще из однокурсников тоже поучаствовал.
Каково же было наше удивление, когда все это действительно стало публиковаться в далекой удмуртской газетке. Более того, мы стали даже получать гонорары! Смешные, конечно, – полтора-два рубля. Но суть-то была не в деньгах! Суть была в другом. Начинающему журналисту ой как важно увидеть свое творение в напечатанном виде. Это и самооценку повышало, и даже некий учебный эффект имело: любопытно же было увидеть и разобраться, что там неизвестный тебе редактор сократил, что поправил. И потом – одно дело, когда валяется у тебя некое невостребованное сочинение в тумбочке, но совсем иное, – когда ты видишь публикацию под своей фамилией и понимаешь: ведь кто-то это читает! И начинаешь совсем по-другому оценивать свои тексты; эх, вот тут-то я явно недотянул, тут вообще какую-то чепуху насвистел…
А Валерка радовался каждой очередной нашей публикации и ощущал себя неким «координатором проекта». Уже даже указания стал давать: «Грень! Петро! Ну ты же сельский парень. Напиши что-то о сельской жизни! Паша Дмитрюк! А у тебя хорошо получается писать про любовь. За душу берет. Давай еще!».
На втором курсе все это сотрудничество с «Алнашским колхозником» постепенно утратило смысл: мы уже поднабрались опыта и главным стало не просто напечатать что-нибудь где-нибудь, а пытаться проявлять себя именно в том, ради чего мы учились в ЛВВПУ – в военной журналистике. А Валерка, помнится, сказал: «Ну, ничего, когда-нибудь вы станете крупными журналюгами, но все равно будете помнить про то, как с моей подачи печатались в алнашской районке!».
А я и помню! И не стыжусь тех, вроде бы пустяковых, но очень искренних вещиц, опубликованных в самом начале журналистского пути. Ну и, конечно, глезденевское неизбывное желание делать добро, помогать друзьям тоже никогда не забуду. Удивительно светлый был человек!».
Из высказываний Валерия Глезденева: «Вспоминается летнее тактическое занятие в учебном летнем лагере, когда крик «Ура!» вот-вот застрянет в пересохшем горле, а надо бросить его как можно дальше вперед и догонять, пыля тяжелыми сапогами». / Я вам не какой-нибудь башкирец. Я – удмурт! Ко мне, в итоге вся Россия присоединилась, потому что я – в центре, в Ижевске. / Лаптев не живет в плену учебника, а перерабатывает его в собственном мозгу, и тот на него не в обиде. / Главное – это дух соревнования, но как его вызвать? / Надо всегда ловить комсомольцев на крючок живого интереса».
Из книги Сергея Дышева «Рубеж»: «Однажды Глезденеву позвонил сослуживец по Львовскому политучилищу – подполковник Григорий Кривошея. Он был в свое время предшественником Валерия Васильевича на должности ответсека многотиражки «Политработника». Занимал пост то ли зама, то ли начальника кафедры журналистики в училище. Предложил Глезденеву напрямик: «Есть место преподавателя на кафедре. Соглашайся. Жду ответ через неделю». Когда срок истёк Глезденёв позвонил во Львов: «Извини, Гриша, но я остаюсь в Ташкенте». Гравитация войны оказалась сильнее. Последний, 1984 год был, пожалуй, самым плодотворным в его туркестанской карьере. Он словно старался нагнать время, потраченное иной раз впустую, бесцельно, успеть сделать как можно больше. В январе выходит очерк «Два вечера с перерывом на бой» – довольно удачная попытка проникнуть во внутренний мир своих героев, понаблюдать за ними в быту. Для них, «афганцев», он стал своим. Может быть, поэтому ему удалось то, что было нелегко для других: показать людей «изнутри». Впрочем, судите сами. Глезденев пишет об офицерах разведывательного батальона, где служил Адам Аушев, брат героя – Руслана Аушева.
«Он был более сосредоточен, чем раньше, более раздумчив, – вспоминает В. В. Стуловский последний разговор с Глезденевым перед поездкой в Афганистан. – Мы хорошо поговорили о будущей его повести. Он уже начал работу над повестью о наших ребятах в ДРА. Валера сказал, что уже есть наброски и он покажет их мне, когда повесть будет готова хотя бы наполовину. Вот тогда я ему и сказал, что хватит играть со смертью, пора думать о литературе, надо сократить поездки в Афган, хватит тебе полученной контузии. И в приказном тоне сказал, чтобы на операцию он не ходил, а поскольку при его характере это почти невозможно, то не опускался ниже батальонного КП. Он ответил вполне серьезно: „Есть не спускаться ниже КП батальона“. Это было сказано очень серьезно, не формы ради. Я ему сказал еще раз, что теперь главное для него – повесть, и пусть это постоянно имеет в виду».
Из «Наградного листа»: «Начальник отдела ПВО редакции газеты ТуркВо «Фрунзевец» майор Глезденев Валерий Васильевич неоднократно выезжал в ограниченный контингент советских войск в ДРА для обобщения боевых действий в горах и партийно-политической работы, проявив при этом мужество, отвагу и самоотверженность. Он принимал участие в 5 боевых операциях, 12 боевых вылетах. В декабре 1981 года лично обеспечил спасение экипажа вертолета в/ч п. п. 97978, подбитого в районе н. п. Бараки, – огнем из автомата не подпустил банду к месту вынужденной посадки вертолета. В мае 1982 года на операции Панджшер под обстрелом вынес раненого солдата с поля боя в безопасное место. В сентябре 1982 года участвовал в операции по прочесыванию Шахтутского ущелья, в провинции Кабул. Заменил раненого замполита батальона и организовал партполитработу. В декабре 1982 года был на прочесывании в провинции Кунар. Действуя в составе роты в тылу противника, лично уничтожил 2 бандитов. Захватил в плен заместителя главаря банды по кличке Доктор, различные боевые трофеи. В марте 1983 года сопровождал колонну по зеленой зоне провинции Кандагар, в составе роты п. п. 71176, ходил на засаду.
Вывод: майор Глезденев В. В. достоин награждения орденом Красной Звезды.
Ответственный редактор газеты «Фрунзевец» полковник В. Стуловский».
Из письма родителям: «Вышел Указ о награждении орденом Красной Звезды. Собираюсь устроить банкет для сослуживцев. Живем нормально. Правда, недавно Алеша заболел скарлатиной. После 9 июня сынок с Наташей поедут во Львов и там он остается с дедушкой. Извините, но в этом году не смогу приехать. Привет всем родственникам. Ваш Валерий».
«Дорогая Наталья Алексеевна!
Командование, политический отдел войсковой части полевая почта 97978 с глубоким прискорбием извещают Вас о том, что 10 октября 1984 года Ваш муж ГЛЕЗДЕНЕВ Валерий Васильевич погиб, выполняя боевое задание. Верный Военной присяге, он с честью и достоинством выполнил свой патриотический и интернациональный долг, проявив при этом мужество, стойкость и героизм. Воины-авиаторы Ограниченного контингента советских войск в Демократической Республике Афганистан гордятся делами Валерия Васильевича Глезденева, он навсегда останется в памяти товарищей как пример мужества, доблестного выполнения своего воинского долга. Вместе с Вами мы глубоко разделяем огромную боль и горечь невосполнимой утраты в связи с гибелью Вашего мужа. Еще раз примите от всех воинов-авиаторов и от нас лично наши искренние соболезнования.
С уважением к Вам, командир войсковой части полевая почта 97978 подполковник А. Серебряков, начальник политического отдела подполковник В. Роменский».
Памяти Валерия Глезденева: «Военного газетчика судьба,/ Газетная негромкая работа…/ А если и случается пальба,/ То просто не расслышишь с вертолета.
Вот разве только трассу углядишь,/ Качнувшуюся дымно у мотора./ Да так и не узнаешь, что летишь/ Сквозь бешено крутнувшиеся горы./ Сквозь вздыбленное небо этих гор/ В прожилках трасс заморского металла,/ Чтоб наземь лечь, судьбе наперекор,/ Песчинкой малой нашего Урала.
Песчинки нашей матери-земли,/ Рязанской, вологодской или брянской,/ Которые металлом отсекли,/ Сработанным Техасом и Небраской.
Так это ж все солдаты как-никак,/ Так это ж боевые офицеры…/ Земле родной служа не абы как,/ Вместить ли долг в масштабы и размеры!
Впривычку знать, коль слышится пальба:/ Что вот опять теряем мы кого-то…/ Негромкая газетчика судьба,/И, в общем, неопасная работа.
Из письма белорусского писателя В. Ткачёва: «Знаешь, Михась, я вот убеждён, что свою жизнь Валера сам режиссировал. Сидел бы он во Львове в окружной газете. Или перебрался бы на кафедру журналистики в училище. Может, и не нужна вовсе была ему академия? Глядишь, и все повернулось бы не так. Но от судьбы, как говорят, не уйдешь. Да и что толку сейчас об этом судачить. Что было, того уже не вернешь.
Прочитал я всё вышенаписанное и вдруг вспомнил признание Марфы Николаевна: «Когда родился Валерка, мне сон приснился. Как будто он совсем голенький вошёл в Варзинку и поплыл, поплыл. А потом пропал… Люди мне сказали: он у тебя долго не проживет. Веришь – нет, но с этим тревожным ожиданием я всю жизнь и прожила».
Деревня Юмьяшур гордится своими односельчанами.
Камитов Максим Иванович. Призван Алнашским РВК в ноябре 1941 года. Гвардии старший лейтенант медицинской службы. Награждён орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды, многими боевыми медалями.
Муратов Василий Евдокимович. Призван Алнашским РВК в 1940 году. Штурман экипажа ночного бомбардировочного полка. Боевые награды: Отечественной войны I степени, два ордена Красной Звезды, четыре медали.
Глезденев Валерий Васильевич. Призван Алнашским РВК в ноябре 1968 года. Погиб при выполнении интернационального долга в Афганистане. Награждён орденом Красной Звезды.
Его именем названа средняя школа и улица в деревне».
От ветерана военной журналистики полковника в отставке Михаила Захарчука (г. Москва): «Полыхающей кометой пронёсся этот удмуртский паренёк Валерий Глезденёв по небосклону советской партийно-политической печати и погиб на афганской войне. Сегодня день памяти о нём...».Скорбная новость: вчера, 12 ноября 2021 года, на 53-м году жизни скоропостижно скончался руководитель аппарата Общественной палаты Калининградской области Сергей Николаевич Гарбаренко.
Сергей – выпускник 1990 года факультета культпросветработы Львовского высшего военно-политического ордена Красной Звезды училища. После производства в офицеры длительное время возглавлял в Калининградской области один из гарнизонных Домов офицеров, а в 2007-2015 гг. – ФГБУ «Дом офицеров Балтийского флота» Минобороны России. И он же в течение двух сроков являлся депутатом Совета депутатов муниципального образования «Гвардейский городской округ», после чего трудился в должности начальника Знаменского территориального управления, а с февраля 2020 года – в своём последним качестве… Кроме того, Сергей в 2014-2019 гг. возглавлял Калининградскую областную общественную организацию выпускников Львовского высшего военно-политического училища «Лев»...
Самый конец 1870-х/начало 1980-х гг., Михаил Тимофеевич Калашников в гостях у курсантов Львовского высшего военно-политического ордена Красной Звезды училища:
На сайте подвиганарода.ру представлен Наградной лист на командира стрелкового взвода 76-го мотострелкового полка 36-й мотострелковой ордена Ленина (впоследствии – вдобавок Хинганская) дивизии 6-й гвардейской танковой армии Забайкальского фронта младшего лейтенанта Александра Ивановича Мальчихина 1925 г.р., уроженца деревни Киршовка Хомутинского сельского поселения Нижнеомского района Омской области. Цитата из содержательной части этого документа: «
За умелое руководство взводом в труднопроходимой безводной степи Монголии и Б. Хингана; за умелое действие по выполнению боевой задачи подразделения; за организацию и хорошую дисциплину взвода достоин награждения правительственной [правильно – государственной] наградой – медалью «За отвагу». Источник – ЦАМО: ф. 33, оп. 686196, д. 7825, л. 244.
Согласно хранящейся в ЦАМО персональной Учётно-послужной карточке офицера А.И. Мальчихина, последний состоял на военной службе в советских Вооружённых Силах с 1 января 1943 года (но, вероятней всего, с осени 1941 года, при этом до 1943 года – очевидно, в статусе воспитанника одной из частей Красной Армии) и по 2 февраля 1977 года: в армию призван Еравнинским РВК Бурят-Монгольской АССР (ныне – Республика Бурятия). Последнее воинское звание – полковник.
Известно, что на момент увольнения в запас являлся представителем профессорско-преподавательского состава Львовского высшего военно-политического ордена Красной Звезды училища.Среди его боевых наград:
- орден Отечественной войны 2-й степени: удостоен 6 апреля 1985 года как здравствующий ветеран-фронтовик;
- орден Красной Звезды: награждён Указом Президиума Верховного Совета СССР от 30 декабря 1956 года – явно что за выслугу в 15 лет (но почему на два года раньше срока?!);
- медаль «За отвагу»: награждён приказом комдива-36 за № 04/н от 3 сентября 1945 года;
- медаль «За боевые заслуги»: награждён Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 ноября 1951 года – явно что за выслугу в 15 лет (но почему на два года раньше срока?!);
- медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»;
- медаль «За победу над Японией»...
Юрий РЖЕВЦЕВ.
Автор
Тема: Братство выпускников Львовского высшего военно-политического училища (Прочитано 33488 раз)