VII-Георгиевская лента > 05ф-ВВС КБФ
22 июня 1941 года: Либава, 148 ИАП
исСЛЕДОВАТЕЛЬ:
Уважаемые коллеги!
Несмотря на то, что у нас на Форуме существует тема "Героическая оборона Лиепаи (1941г. 22-27.6)", я сегодня открываю новую, родственную ей.
В ней с данного сообщения я начинаю размещать следующий свой материал:
"2012 © К.Б.Стрельбицкий
(Москва, Российская Федерация)
22 ИЮНЯ 1941 ГОДА, ЛИБАВА, 148-Й ИСТРЕБИТЕЛЬНЫЙ АВИАЦИОННЫЙ ПОЛК В РУКОПИСНЫХ ВОСПОМИНАНИЯХ ЕГО ВЕТЕРАНОВ
…Встретивший первый день Великой Отечественной войны в Либаве (ныне – Лиепая, Латвия) 148-й истребительный авиационный полк 6-й смешанной авиационной дивизии ВВС Прибалтийского военного округа сегодня можно смело назвать уникальным. И вот в каком смысле: все три главных лица командного состава этой воинской части – командир полка, военный комиссар и начальник штаба – благополучно пережили войну, а первые два из них ещё и оставили свои рукописные воспоминания о событиях дня 22 июня 1941 года. К ним прибавились записи других военнослужащих полка – рядового лётчика, дежурного по аэродрому, механика самолёта и врача. Все они отложились в хранящемся ныне в Российском государственном архиве литературы и искусства (РГАЛИ, Москва) личном фонде известного военного писателя-поисковика С.С.Смирнова, где эти записки и были впервые выявлены нами в процессе исследовательской работы, ведущейся в этом архивохранилище, начиная с 2004 года. Ныне настало время ознакомить с текстам этих рукописных воспоминаний наших коллег – профессиональных военных историков и любителей истории авиации, что мы и делаем сегодня. Предлагаемые вашему вниманию воспоминания этих перечисленных выше шести военнослужащих 148-го истребительного авиационного полка приводятся нами в строгом соответствии с текстами оригиналов, но с исправлениями имевшихся в них орфографических и пунктуационных ошибок и с минимально необходимыми – на наш взгляд – комментариями".
Продолжение следует!
С уважением - К.Б.Стрельбицкий
исСЛЕДОВАТЕЛЬ:
Уважаемый коллеги!
Продолжаю размещение данного материала:
"Данную публикацию мы начнём с текста воспоминаний бывшего командира 148-го истребительного авиационного полка полковника Георгия Николаевича Зайцева, написанных им 28 мая 1968 года (к этому времени он проживал по адресу: РСФСР, Московская область, город Балашиха, проспект Ленина, дом 66, квартира 33):
«Наш полк, 148 ИАП (здесь и далее - 148-й истребительный авиационный полк) сделал очень мало, так как фактически оборонял Либаву с 4.00 до 22.30 22-го июня (19)41 года. Вечером мы были вынуждены улететь в Ригу с разрешения к(оманди)ра 6(-й смешанной) Ав(иационной) див(изии).
Ну, а теперь немного о 148-ом (истребительном авиационном) полку, коего в то время я был ком(андиро)м. Этот полк был сформирован из авиа(ционных) полков Люберецкой (авиационной) бригады и был отправлен на (Советско-)фин(лянд)скую войну в январе 1940 года. Участвовал полк и во взятии г(орода) Выборга и после заключения мира был по договору отправлен в Латвию, в г(ород) Либаву. Латвия в то время была капиталистической страной. Полк насчитывал 63 экипажа, ехали мы туда ж(елезно-)д(орожным) эшелоном с разобранными с(амолё)тами.
До войны (мы )занимались мирной боевой подготовкой. Весной (это примерно в марте – апреле (19)41 г(ода)) наше одно звено (ведущий – к(апита)н Костюченко) сбило немецкий ст(амолё)т-летающую лодку «Дорнье-Валь» (так в оригинале; очевидно, что речь идёт о другом немецком гидросамолёте марки «Дорнье» - До-18 (Do 18) или До-24 (Do 24)) в р(айо)не г(орода) Паланги. С(амолё)т нарушил нашу границу. (После этого происшествия) Был у меня представитель Мин(истерства) Ин(остранных) дел (так в оригинале; следует читать – Народного Комиссариата иностранных дел Союза ССР) от (Народного Комиссара иностранных дел) т(оварища Вячеслава Михайловича) Молотова, разбирался с обстоятельствами – его вывод: «Сделали верно!». Немцы долго искали потонувший экипаж, совмещая поиски, видимо, с разведкой морскими судами, но так и не нашли, конечно. Совсем близко перед войной немцы вели систематическую высотную разведку побережья Балтики, но, к сожалению, наши И-153 («Чайки») их не доставали. Мы часто гонялись за ними, но, догнать, «вылетая по-зрячему», не могли – граница была (от нас всего) в 50 км, и нас заранее предупредить никто не мог, а радиолокационных средств в то время не было.
О наступлении войны я узнал накануне от К(оманди)ра 6(-й смешанной) ав(иационной) див(изии) полк(овика) Фёдорова, который вызвал всех нас, К(оманди)ров полков дивизии (21-й истр(ебительный авиационный) полк сидел в Риге, я – в Либаве, 31 С.Б.П. (31-й скоростной бомбардировочный полк) – (в) Вайноде, и №-ра не помню СБП (так в оригинале; следует читать «40-й скоростной бомбардировочный авиационный полк») – в Виндаве) к себе, в Ригу в 20.00 21 Июня. Там нам была дана команда боевой готовности, но (самолёты противника) не сбивать, а сажать! Это было сказано всем. На недоумённые вопросы было подтверждено сиденье и всё (так в оригинале; следует читать: «Сажать и всё!»). В 22 ч(аса) 21-го июня я в тумане взлетел к себе в Либаву.
Наш полк, получивший некоторый боевой опыт в Финляндии, был мной заранее приведён в б(оевую) гот(овность). Все с(амолё)ты были рассредоточены, оружие опробовано. Все мы, лётчики ночевали на аэродроме на казарменном положении и к войне были готовы, правда, с таким престранным указанием - «Не сбивать!». Но это указание нам войну начать не помешало. После моего прилёта из Риги я собрал всех к(оманди)ров эск(адрилий), передал им полученную информацию, и часов в 12 ночи мы легли спать, а в 4-ре часа утра я был разбужен дежурным и услышал гул моторов над аэродромом и тут же – разрывы бомб.
Первый налёт нам никакого вреда не причинил, т(ак) к(ак) аэродром был закрыт густым морским туманом. Такие туманы бывают только на побережье Балтики, да ещё и в Англии (там я, правда, не был – (только об этом) читал). Немцы повторили налёт ещё часов примерно около 6-ти. Мы тоже не взлетали – туман не давал взлетать, а выше была ясная хорошая погода. Аэродром наш после 2-го налёта тоже не пострадал, правда, были повреждены около 10-ти с(амолё)тов, которые стояли в линейке без моторов и не были рассредоточены, как неисправные. На лётном поле появились воронки от бомб, но они быстро были засыпаны обслуживавшим нас Б.А.О. (здесь и далее – батальоном аэродромного обслуживания) к(апита)на Анцишевского. Связь с Ригой была повреждена (ещё) при первом налёте, и поэтому все дальнейшие решения на войну я принимал самостоятельно.
После 6-ти часов утра полк начал вести разведку со штурмовкой колонн противника, наступающих вдоль приморской дороги Клайпеда – Либава. Данные интересовали меня, к(оманди)ра 67 СД (67-й стрелковой дивизии генерал-майора Н.А.Дедаева) и – особенно – к-ра ВМБазы контр-Адм. т.Трайнина (так в оригинале; контр-адмирал П.А.Трайнин в это время уже командовал Рижской военно-морской базой, а обязанности командира Либавской военно-морской базы временно исполнял её начальник штаба капитан 1-го ранга М.С.Клевенский). Мы за день 22 июня сделали (каждый лётчик) примерно по 6 б(оевых) вылетов на штурмовку наступающих мех(анизированных) колонн, но, конечно, остановить немцев нам не удалось, а вот потерь им, конечно, мы нанесли достаточно, т(ак) к(ак) колонны, не маскируясь, очень спешили (видимо, такова была поставленная (им) задача). Поздно вечером, примерно в 22 (часа) я вылетел последним и установил, что мех(анизированные) колонны и танки (немцев) дошли до южн(ой) оконечности Лиепая-Эзере (Лиепайского озера). Назв(ание населённого) пункта, кажется, Ница, там – развилка дорог на Либаву и на Гробиню, а у окраины Гробини, (в) м(естечке) Баты – наш аэродром.
Свои опасения я, позвонив в Ригу (связь уже была восстановлена), передал полк(овнику) Фёдорову, прося его разрешения угнать на ночь с(амолё)ты в Ригу. Он мне это разрешил, и около 23 часов все исправные с(амолё)ты, примерно 45 штук со мною перелетели в Ригу на центр(альный) аэродром, а База, штаб полка и тех(нический) состав остался в Либаве, чтобы наутро нас снова принять. К утру обстановка ещё более осложнилась, и Нач(альник) штаба полка майор Чолок Н.Б. принял решение оставить аэродром, т(ак) к(ак) нем(ецкие) танки были на угрожающем расстоянии и начали резать ж(елезную) д(орогу) Либава – Рига где-то в районе у Приекуле. Наземный эшелон с нач(альником) штаба проехать на Ригу из Либавы на восток уже не смог. Он пробивался северным путём, через Айзпуте и далее по дороге Виндава – Рига. Дня через два наши техники и штаб прибыли в Ригу, а полк уже нёс другие задачи, по разведке своего же аэродрома, сопровождая (скоростные бомбардировщики) СБ на бомбометание (по) Тильзиту, штурмовал войска пр(отивни)ка южнее Шауляя и т(ому) п(одобные). Лётчики эти два дня трудились и за механиков, и за оружейников, и (вообще) за всех ав(иационных) специалистов. Дни эти дались нам в поте лица, большого нервного и морального напряжения.
При обороне Либавы мы потеряли лейт(енанта) Чепур – хорошего молодого лётчика, который в порыве ненависти недостаточно осмотрительно пристроился к «юнкерсу», бомбившему наш аэродром, и был сбит (им) и упал в р(айо)не нашего аэродрома(, в Лиепайское озеро). Ранен был (при взлёте попал под разрывы серии бомб) ст(арший) лейт(енант) Максимов – комсорг эскадрилии Антонца. Он был отправлен в госпиталь в Либаву, и судьба мне его неизвестна. Во время налётов на наш аэродром был ранены и убиты несколько человек из обслуж(ивающего) нас Б.А.О., но за давностью лет я, конечно, это не помню. Врач БАО Николай Григорьевич (его фамилию я забыл) (ныне) живёт в г(ороде) Запорожье и работает гл(авным) хирургом ж(елезно)дорожной больницы, (а тогда он) был направлен от Авиац(ионого) гарн(изона) на помощь в центр(альный) госпиталь Либавы. С этим госпиталем был взят в плен. Он многое мог бы рассказать о положении наших в(оенно)пленных, т(ак) к(ак) потом немцами был назначен в лагерь в(оенно)п(ленных) в г(ороде) Либава врачом.
Со 148 ИАП мы обороняли Ригу, Смилтоне, Псков, Дно и Ст(арую) Руссу. В Старой Руссе уцелевшую и оставшуюся материальную часть с(амолё)тов (И-153) я сдал К(оманди)ру 38 ИАП (38-го истребительного авиационного полка), и мы с(о своим) полком поехали через Москву в г(ород) Рязань получать новые «миги», на которых летать мы ещё переучились в г(ороде) Шауляй весной (19)41 года. Мы ожидали этих «мигов» ещё в Либаве, но они опоздали, к сожалению. Эшелон шёл к нам, но в Идрице (он) был переадресован, т(ак) к(ак) началась война, и представитель полка тех(ник)-лейт(енант) Тихомиров потом долго гонялся (за нами) по дорогам войны, чтобы найти (нас) и попасть в свой полк, а самолёты он передал (другому истребительному авиационному) полку на Сев(еро)-Зап(адном) фронте»".
Продолжение следует!
С уважением - К.Б.Стрельбицкий
исСЛЕДОВАТЕЛЬ:
Уважаемый коллеги!
Продолжаю размещение данного материала:
"Данную публикацию мы продолжим текстом воспоминаний второго человека в воинской части – бывшего военного комиссара 148-го истребительного авиационного полка Гавриила Макаровича Головачёва, написанных им за два года до только что процитированных нами воспоминаний его командира – 11 июня 1966 года (к этому времени он проживал по адресу: РСФСР, Московская область, Люберецкий городской совет, Косино, Набережная улица, дом 3, квартира 2):
«В ноябре (или) декабре 1939 года (я был) назначен воен(ным) ком(иссар)ом создававшегося 148 ИАП (истребительный авиа(ционный) полк) в г(ород) Люберцы, который, получив материальную часть – И-153 («Чайка»), вылетел на финский фронт, на котором я, как лётчик, тоже произвёл 11 боевых вылетов. После окончания (Советско)-фин(лянд)ской войны полк (а с ним и я) был направлен в Особый корпус, находившийся в Латвии по договору, на аэродром в городе Лиепая. У этого города около 4 час(ов) 22.VI.1941 г(ода) нас и застала война…
Неожиданность и быстротечность событий, начавшихся около 4 часов утра 22 июня 1941 года на аэродроме 148 ИАП (истребительный авиа(ционный) полк) за озером на востоке (от) города Лиепая, очень усложняет возможность написать … что-либо «внушительное» о нашем участии в обороне этого города…
Несмотря на явную провокационность обстановки (непрерывные разведывательные полёты над нашей территорией немецко-фашистских самолётов, которых мы старались перехватывать или посадить на наши аэродромы, по которым мы вели даже упредительную стрельбу в ответ на их стрельбу по нашим самолётам не один раз, кажется, небезрезультатно; видимое нами (в том числе – и мной лично) с воздуха массовое сосредоточение на огневых позициях немецко-фашистской артиллерии, на исходных рубежах – танков, мотомех(анизированного) транспорта на территории от Балтийского моря, южнее местечка Паланга примерно до местечка Таураге, где тогда была наша граница с фашистской Германией, о чём мы докладывали в штаб дивизии и откуда нам говорили, что это – части, отведённые на отдых с Западного фронта, где фашистская Германия не воевала), мне (я был воен(ным) ком(иссар)ом полка), как и некоторым другим, был предоставлен очередной отпуск. 22 июня я с семьёй собирался уехать в г(ород) Краснодар, к братьям, на родину. Но это не состоялось. Наши предположения на основе виденного с воздуха оказались правильными, хотя дивизионное руководство неоднократно организовывало меры, переводя по тревоге полк на учебно-практическое положение. 21 июня утром меня отозвали из отпуска, приказав срочно явиться на аэродром, взяв с собой всё лётное обмундирование, что я незамедлительно и сделал.
До вечера личный состав вместе с личным составом авиа(ционной) базы отлично занимались приведением в полную боевую готовность как лётного, так и наземного эшелона. Организовали использование передового, полевого засадного аэродрома на восточной окраине местечка Паланга в Литовской ССР, непосредственно примыкавшей к бывшей границе с фашистской Германией. В полуметровой канаве ((наш) аэродром (был) построен на болотной почве с применением дренажа) вокруг аэродрома организовали боевые гнёзда против возможного наземного нападения, Организовали, выдвинув вперёд, боевое охранение. Это сослужило свою службу: раньше прихода немецко-фашистских захватчиков была попытка диверсионного нападения латышских «айзсаргов» (фашистов), которая, естественно, провалилась.
Всю ночь на 22 июня авиа(ционные) полк и база находились в положении боевой тревоги с мыслью (кстати, подсказанной сверху), что это – боевая тревога для больших лётно-технических учений, которая, по нашим предположениям, завершится завтра вылетами по заданию штабдива (здесь и далее – штаба 6-й смешанной авиационной дивизии).
Между 3 и 4 часами 22 июня с юго-запада (послышался) мощно нарастающий гуд массы самолётов, которых из-за расстояния, да и предутренней дымки, характерной для побережья, не было видно. «Наверное, Добышевский полк СБ (тогдашние «скоростные» бомбардировщики) летает» (имеется в виду 31-й скоростной бомбардировочный авиационный полк из состава той же 6-й смешанной авиационной дивизии), - подумали мы и ждали сигнала штабдива на вылет своим полком, гадая, что это будет за вылет: для сопровождения или (на) отражение? А гул всё нарастал, и стали заметны для глаза силуэты самолётов. Их быстрое приближение позволило разобрать, что это – не СБ. Хотелось, пока подойдут поближе, узнать, что за самолёты, для чего стали вызывать штабдив. Но всё разъяснилось значительно раньше, чем (мы) связались со штабдивом: на аэродром посыпались сотни бомб, а по ясно видимым уже самолётам стало ясно, что это - немецко-фашистские «Хейнкели», «Юнкерсы», Ме-110, и их – больше сотни. Отбомбившись с первого захода, Ме-110 начали штурмовку аэродрома из пушек и пулемётов, причём безнаказанно, т(ак) к(ак наш) аэродром не имел никаких противозащитных средств (так в оригинале; следует читать «средств противовоздушной обороны»). От бомбёжки и штурмовки на аэродроме загорелось (число в оригинале рукописи пропущено) наших самолётов, несколько человек было убито и много ранено. Из штабдива на наш доклад ответили, что это, видимо, «фашистская провокация, естественно, требующая спокойствия и выдержки» Оперативно ликвидируя последствия налёта, организовав уход за легкоранеными на месте ((например, лично) мне ногу задело осколочком и пулей в мякоть руки), отправку тяжело раненых в военный городок за каналом, в госпиталь и подготовку и похороны убитых, руководство полка (вопреки словам «очевидно, фашистская провокация») сосредоточило внимание на подготовке и приведении всех годных самолётов в готовность № 1 на случай повторения «провокации», и она не замедлила повториться.
Организованные посты визуального наблюдения за воздухом сразу же после 6 часов (минут не помню) сообщили, что у побережья с ю(го)-юго-запада им видно множество увеличивающихся точек. По сигналу наши самолёты стали взлетать, а на аэродром развёрнутым строем летела новая масса немецко-фашистских самолётов, с ходу начавших бросать бомбы, так что некоторые наши самолёты ещё взлетали, когда бомбы (уже) падали. Но, как в первый раз, у фашистов уже не получилось. Взлетевшие наши самолёты внесли известное расстройство их порядка налёта. Возник и воздушный бой, хотя и неравный из-за явно технической слабости наших самолётов по скорости и вооружению, из-за в 3 – 4 раза большего количества фашистских самолётов. Однако, в результате первого боя мы сбили два фашистских бомбардировщика, погиб и наш лётчик – Чепур (с самолётом). С воздуха нам (было) видно, что по дорогам – Прибрежной, Заозёрной и Приекульской – с юга к Либаве быстро двигались массы фашистских мотомех(анизированных) частей и техники. Около развилки двух дорог (кажется – у Ниццы), да и в других местах виднелись горящие леса, дома селений, разрывы снарядов. Приземлившись, полк вновь энергично готовил материальную часть к бою, ликвидируя одновременно последствия налёта, уход за новыми ранеными, подготовку к похоронам новых убитых. Возник ещё один вопрос – забота о семьях, живущих в трёх – четырёх домах в городе. Для связи и информации и организации семей послали в город штатного пропагандиста полка т(оварища) Коган(а) и нач(альника) клуба авиабазы т(оварища) Шкурбу. Сразу оговорюсь, что почти все семьи полка в тот же день были эвакуированы из Либавы, в чём огромную помощь оказали моряки (Либавской военно-)морской базы, отправлявшие своих (родных).
В то же время, около 7 – 8 часов аэродром посетил командир корпуса (так в оригинале; очевидно, что здесь и далее имеется в виду командир 67-й стрелковой дивизии генерал-майор Н.А.Дедаев) с заданием произвести вылеты на штурмовку фашистских мото(-)мех(анизированных) колонн, пытающихся обойти и отрезать наш арт(иллерийский) полк (имеется в виду один из двух артиллерийских полков 67-й стрелковой дивизии – 242-й гаубичный и 94-й (пушечный)), находящийся на участке без боеприпасов. Разрешение на вылет от штабдива командование (нашего) полка не смогло получить из-за нарушившейся связи. Задание ком(андира) корпуса надо было выполнять, т(ак) к(ак) мы были убеждены, что началась война, а не «провокация». Полк быстро изготовился для штурмовки и полетел на выполнение задания, которое было успешно выполнено. Первая штурмовка фашистских полчищ на двух дорогах в прах рассеяла помыслы фашистов легко пленить арт(иллерийский) полк. Они сами оказались весьма изрядно потрёпанными, а их движение по дорогам к Либаве наткнулось на непредвиденное препятствие, причём – с большими для них потерями как в технике, так и в живой силе. Возвратившись без потерь на свой аэродром, полк снова подвергся бомбёжке. Это было около 11 часов, а в 12 часов, ощущая практически, что никакая это не «провокация», а настоящая война, мы услышали по радио голос пред.Совнаркома (так в оригинале; имеется в виду заместитель Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР В.М.Молотов), объявившего, что в результате вероломного нападения фашистской Германии началась Великая Отечественная война.
По восстановлению радиосвязи с штабдивом полк получил задачи: быть готовым к штурмовке фашистских колонн, движущихся по дорогам, к отражению налётов фашистской авиации, одновременно – усилить наземную оборону аэродрома своими имеющимися силами и средствами, а также предусмотреть возможность скорейшего перебазирования для боевых действий с других аэродромов по указанию штабдива.
К этому времени в полку осталось около 40 самолётов, можно сказать, пригодных к боевым действиям. Часть самолётов предназначалась для полётов на штурмовку, вторая часть – на отражение налётов фашистской авиации, что небезуспешно выполнялось вплоть до времени перебазирования. Воздушные боевые действия наши, конечно, не могли остановить и разгромить чудовищную как воздушную, так и наземную разбойничью фашистскую лавку, но нанесли ей ощутимые удары, показывая им, что они – не на прогулочной военной лодке, как это было в Европейских странах, а встретили сокрушительное сопротивление.
Это облегчило возможность организации наземной обороны как на аэродроме, так, очевидно, и в городе, да и в военном городке. Это же укрепило веру в возможность остановить и разгромить двуногое чудовище и увеличивало силы личного состава, всё более энергично укреплявшего непосредственную оборону и очаги обороны, выдвинутые вперёд. Так было сделано несколько завалов, которые в случае необходимости могли почти мгновенно превратиться в огненные стены, могущие задержать не только мотопехоту, но даже танки, что впоследствии и было приведено в действие, оправдав своё предназначение. Организованная таким образом оборона аэродрома, в свою очередь, служила прикрытием г(орода) Либава с востока. Первые стычки это полностью подтвердили. Конечно, как развивались наземные действия обороны может лучше и подробнее изложить бывший тогда начальником штаба полка т(оварищ) Чолок Николай Дмитриевич, проживающий сейчас (по адресу:) город Киев-49, ул(ица) Тургенева, (дом) 1, кв(артира) 16. Он был начальником наземного эшелона в случае перебазирования и организации наземной обороны на месте. Ему пришлось организовывать и руководить боевыми оборонительными действиями уже после того, как лётный эшелон по приказу штабдива перебазировался на другой аэродром. Я, как комиссар, занимаясь и участвуя всюду, где надо было по обстановке, будучи лётчиком, особенно больше действовал в лётном экипаже. Но можно сказать, что наземные и лётные боевые действия полка сливались воедино, дополняя друг друга, и с первых же лётных часов фашистского военного нашествия показывали, что личный состав может и будет самоотверженно защищать каждый кусочек Родины Великого Октября. Над этим неустанно работал весь полит(ический) аппарат (и комиссары эскадрилий), партийная и комсомольская организации, что и проявлялось в делах как в воздухе, так и на земле. Я и сейчас горжусь принадлежностью к личному составу – как воздушному, так и наземному – 148 ИАП, с честью выдержавшего испытания как в войне против белофиннов, так и особенно в В(еликой) О(течественной) В(ойне), начиная с первого часа, под г(ородом) Лиепая.
К концу дня 22 июня наземная часть полка сформировалась как активная боевая единица, способная вести серьёзные оборонительные бои, чем, даже уже перебазируясь, серьёзно прикрывать подступы к г(ороду) Лиепая с востока, свидетельством чего служит то, что, когда фашистские полки на западе уже просочились с юга по приморской дороге к вокзалу и каналу, с востока им это не удалось – они (натолкнулись) на непреодолимое препятствие организованной обороны аэродрома с завалами, превращёнными в «огненные стены», с людьми, оказавшимися крепче этих стен. Аэродром оказался в самом верхнем углу большого треугольника, основанием которого осталась непроведённая линия от Приекуле до Лиепаи. В связи с создавшейся обстановкой лётный эшелон полка получил приказ штабдива на перебазирование для боевых действий с другого аэродрома. Дальнейшие боевые действия наземного эшелона, который, обороняясь, отбивая яростные атаки фашистов, стремившихся прорваться в Лиепайский военный городок с востока, обойдя канал, двигался уже не через Приекуле (прямой путь к аэродрому перебазирования), а в обход, через Вентспилс, я описывать не могу, т(ак) к(ак) уже не был непосредственным участником (этих действий) наземного эшелона - на своём самолёте (я) улетел с лётным эшелоном. О характере боевых действий наземного эшелона в этот период знаю только из доклада командира этого эшелона – нач(альника) штаба полка т(оварища) Чолок (о котором я указал выше), и информации парт(ийных) орг(анизатор)ов, секретаря и членов парт(ийного) бюро (полка), бывших в этом эшелоне»".
Продолжение следует!
С уважением - К.Б.Стрельбицкий
исСЛЕДОВАТЕЛЬ:
Уважаемый коллеги!
Продолжаю размещение данного материала:
"Третьим мы дадим слово бывшему лётчику 148-го истребительного авиационного полка, тогдашнему лейтенанту Аркадию Павловичу Дегтярёву, написавшему эти воспоминания ещё раньше цитированных нами выше его командиров, 14 декабря 1965 года, когда он,ь уже находясь в отставке, работал директором Первомайского дома инвалидов (почтовый адрес: РСФСР, Ярославская область, Первомайский район, почтовое отделение Дядинское):
«Я – участник событий в Либаве 22 июня 1941 года. Тогда я служил рядовым лётчиком в звании лейтенанта в 148(-м) истребительном авиа(ционном) полку. Командованию было известно заранее о нападении гитлеровской Германии на Советский Союз. Из чего я это заключаю? Ещё 19 июня вечером наш полк подняли по тревоге в 4 часа утра и до самого вечера отбоя тревоги не было. 20-го и 21-го числа полк подняли по тревоге в 4 часа утра, и (мы) без отбоя целыми сутками сидели на аэродроме и ждали указания. В эти дни рассредоточили самолёты вокруг аэродрома на границе его, навели камуфляж на самолётах, вырыли траншеи, подвезли нам боевые бомбы (весом по) 25 к(ило)гр(амм) (тогда на самолёты И-153 «Чайка» подвешивали бомбы). 21 июня нашего командира полка вызвали к командующему Прибалтийского В(оенного) О(круга) в Ригу (так в оригинале; следует читать – «к командиру 6-й смешанной авиационной дивизии» - см. выше). Он в тот же день вернулся, и нам ничего не было известно. Всё же это меня заставляет думать, что в штабе округа было известно о начале войны.
21-го вечером над нашим аэродромом пролетел немецкий пассажирский самолёт Ю-52, мы все были возмущены таким безнаказанным полётом, но другого ничего сделать не могли. Самолёт летел на высоте 200 – 300 метров и хорошо рассмотрел наш аэродром и расположение самолётов. Нам, рядовым лётчикам ничего не было известно, мы думали, что начинаются маневры наших всех родов войск.
22 июня в 3 часа 30 минут нас вновь подняли по тревоге и по прибытии к самолётам (мы) запустили моторы, прогрели их и ждали дальнейших указаний. Ровно в 4 часа над нашим аэродромом появились самолёты Ю-88 и, видя их силуэты, мы приняли их за наши (скоростные бомбардировщики) СБ, так как над аэродромом был туман. Они спокойно заходили несколько раз и после начали (нас) бомбить и обстреливать из пулемётов. Из-за тумана нам нельзя было подняться в воздух, да и команды такой не было, поэтому мы могли только наблюдать за всем происходящим. Многие самолёты наши загорелись, и мы были вынуждены забраться в щели. В это время был убит от осколка бомбы наш укладчик парашютов Агоян, тогда только мы поняли, что это началась война. В течение дня на наш аэродром было произведено 8 налётов фашистских самолётов группами по 12 – 25 (число зачёркнуто и исправлено на «15») штук. Нам взлетать было очень трудно, так как не успевали заравнивать воронки от бомб на взлётно-посадочной полосе. При третьем налёте нам всё же удалось взлететь и мы в групповом бою сбили один «юнкерс», который упал в море.
Звено наших самолётов дежурило на границе, в местечке «Кретинга», и когда там началась артиллерийская стрельба, они взлетели и прибыли на аэродром в Либаву, (но) при посадке все трое скапотировали (перевернулись), так как попали в воронки.
В этот день мы успели сделать по 3 – 6 вылетов на перехват и на штурмовку городов Тильзит, Инстербург и других. К концу дня 22 июня от полка 64 самолётов осталось только боеспособными 18 самолётов – остальные были уничтожены или повреждены на аэродроме. Эти 18 самолётов по приказу были перегнаны в Ригу, где и продолжали принимать участие в боевых действиях.
В боях над Либавой погиб наш лётчик Пётр Чепур, который, по-видимому, попал под огонь своих зениток. Второй лётчик, Ильяшенко был ранен в руку и попал в госпиталь, после этого его отправили на пароходе (название в рукописи пропущено; имеется в виду судно Латвийского Государственного морского пароходства под названием «Виениба»), пароход был потоплен и он чудом спасся, (остался) жив (он мне эти подробности рассказывал при случайной встрече с ним в 1942 году…).
К вечеру 22 июня нас, кто остался без самолётов (в штуку (нас) называли «безлошадные») отправили на автомашинах, спец(иальных) машинах, мотоциклах и велосипедах в Ригу, но, отъехав 6 – 8 километров от Либавы, нас остановил какой-то наземный полковник и приказал всем выдать винтовки для обороны города Либава. Из нашей группы двум солдатам приказано было вернуться на аэродром и уничтожить оставшиеся наши самолёты, чтобы не попали в реки противника, что и было сделано. Два товарища поехали на велосипедах и успешно выполнили задание. Немцы уже находились около Либавы в течение четырёх дней, и всё это время (мы) находились под бомбёжкой вражеской авиации. На 4-й день гитлеровцы стали обходить Либаву с восточной стороны, перерезали дорогу Либава – Рига и стали нас обстреливать из миномётов, у нас же не было никакого оружия, кроме винтовок. После миномётного обстрела последовала команда «По машинам!», и мы двинулись на север, на Виндаву. По дороге нас обстреливали предатели латышского народа-айзсарги. 27 июня мы прибыли в Ригу, где находился наш полк с 18 самолётами. Так прошли первые дни войны».
Продолжение следует!
С уважением - К.Б.Стрельбицкий
исСЛЕДОВАТЕЛЬ:
Уважаемый коллеги!
Продолжаю размещение данного материала:
"Весьма краткие, к сожалению, воспоминания оставил 3 января 1966 года бывший в ночь на 22 июня 1941-го дежурным по аэродрому 148-го истребительного авиационного полка 25-летний Антон Дмитриевич Очередников (проживал по адресу: РСФСР, Башкирская АССР, город Уфа-55, проспект Октября, дом 216, квартира 30):
«Я прибыл в г(ород) Либава в апреле м(еся)це 1940 г(ода) согласно договора, который был заключён СССР с прибалтийской буржуазной республикой. В Либаву прибыл в полном составе наш 148(-й) истребительный авиационный полк и дислоцировался на местном аэродроме, а затем – на аэродроме на Батпуре, это – 5 – 7 км от города. И так мы там находились до 13 часов 22.06.(19)41 г(ода). От нашего полка выделялось звено с(амолё)тов-истребителей для дежурства в мест(ечке) Паланга.
С 21 на 22 июня 1941 г(ода) я заступил дежурным по гарнизону мест(ечка) Батпури. В 3.15 утра объявил боевую тревогу. Личный состав расположен был в лагерях, это примерно 1,5 – 2 км от аэродр(ома). Минут через 20 – 30 после объявления тревоги появились самолёты противника и стали они бросать смертоносный груз. Бомбы падали на границах аэродрома, частично – на аэродроме – всё потому, что в это время был сильный туман, видимость по вертикали была метров 15 – 20, по-моему, они бросали бомбы без цели, т(ак) к(ак) они её не видели. После первого налёта ко мне, т(о) е(сть) в лагеря стали бежать женщины с детьми, плач, слёзы и т(ак) д(алее). Одним словом, для того, чтобы раскрыть эту картину, потребуется много времени. Как только (я) объявил тревогу, побежал сам лично сообщить об этом командованию, т(ак) к(ак) они жили в отдельном доме».
Продолжение следует!
С уважением - К.Б.Стрельбицкий
Навигация